Весна сорок пятого
Шрифт:
Но разговаривать на ходу, да еще по-немецки, Петр посчитал неловким. Недоразумение выяснится, и он все узнает. Он только спросил у паренька:
– Как тебя зовут?
Тот усмехнулся.
– Запамятовал? Вайсман я. Курт Вайсман.
– О чем вы?
– спросил Яковлев.
– Имя узнал. Вайсман Курт.
Штаб помещался в двухэтажном кирпичном здании. Короткий коридор, двери направо и налево. Лестница наверх и вниз, очевидно в подвал.
Яковлев доложил какому-то лейтенанту, что по приказанию подполковника
– Недоразумения?
– переспросил лейтенант удивленно.
– Так точно. Лагерник принял рядового Лужина за немецкого шпиона.
– Ясно, - кивнул лейтенант, хотя по лицу его было видно, что ничего ему не ясно.
– Вы, товарищ рядовой, побудьте в коридоре до подполковника. А вы пройдите пока вниз.
– Он показал пальцем на лестницу в подвал.
Вайсман отшатнулся и съежился, словно от внезапного удара.
– Чего это он?
– спросил Яковлев, обращаясь к Петру.
– Ты чего?
– спросил Петр по-немецки.
– Там… Там господин комендант пытал…
Петр перевел.
Лейтенант нахмурился.
– Ясно. Пусть посидит в другом конце коридора.
– Он махнул рукой.
– Иди туда, в тот конец, - сказал Петр по-немецки.
Вайсман кивнул и побрел по коридору, по-стариковски подволакивая ноги. Сидеть там было не на чем, он пристроился на полу у стены.
– По-немецки говорите?
– спросил лейтенант хмуро.
– Дайте-ка ваш автомат.
Петр посмотрел на Яковлева и отдал автомат лейтенанту.
– Вам его вернут, - сказал лейтенант и ушел.
– Разберутся.
– Яковлев похлопал Петра по плечу.
– Догоняй роту.
– Есть, товарищ гвардии сержант!
В коридоре под потолком плавал синий махорочный дым. Сквозняк от двери к окну не успевал вытягивать его. Приходили и уходили заключенные, с потемневшими худыми лицами, в разбитой разномастной обуви, а то и босые, в полосатых лагерных куртках, некоторые успели разжиться солдатскими гимнастерками. Все были возбуждены, еще не верили, что пришла Красная Армия, что они свободны, что кончились пытки и перестала дымить труба крематория. Стоял разноголосый, разноязыкий шум. Хлопали двери. Петр давно не спал по-человечески, от махорочного дыма, шума и мелькания полосатых курток закружилась голова, он закрыл глаза и задремал, прислонясь к стене.
Когда его встряхнули за плечо, он не сразу смог понять, где находится, сознание возвращалось медленно. Подполковник сердито глядел на него. Откуда подполковник? Ах, да…
– Простите, товарищ подполковник. Заснул.
– Подходящее местечко. Идемте.
Петр пошел за подполковником наверх, на второй этаж. Здесь было потише, часовой у лестницы не пускал посторонних. Подполковник открыл одну из дверей и пропустил Петра вперед. В тесной комнатенке стоял канцелярский стол и несколько
– Садитесь, - сказал подполковник, указывая на стул возле стола.
Петр сел, сняв пилотку.
Подполковник сел напротив, достал из полевой сумки лист бумаги, тонкую желтую ручку с металлическим перышком. Заглянул в чернильницу.
– Ваша фамилия, имя и отчество?
– Лужин Петр Иванович.
– Год рождения?
– Тысяча девятьсот двадцать седьмой.
– Как же вы в армию попали?
– Из партизанского отряда "Смерть фашизму". Был подрывником.
– Но вам же всего семнадцать.
– Фашисты убивают, не спрашивают, сколько лет.
– Родители есть?
– Мама. Она сейчас в Москве.
– А отец?
– Отец погиб в сорок первом. Герой Советского Союза младший лейтенант Лужин Иван Александрович.
Подполковник посмотрел на Петра внимательно.
– Вы что ж, извещение о его гибели получили?
– В газете было написано - "посмертно".
– Как маму зовут?
– Лужина Гертруда Иоганновна.
Подполковник все записывал. Буковки были маленькие, строчки ложились ровно, словно чистый лист разлинован.
– Откуда вы этого немца знаете?
– Я его не знаю.
– А он вас знает. Называет Паулем Копф.
– Копф - это девичья фамилия мамы. А Пауль - это Павлик, мой брат. Мы - близнецы. Его увез доктор Доппель, еще когда мама была владелицей гостиницы для офицеров в Гронске.
– Для советских офицеров?
– Для немецких. Если бы для советских, то была бы не владелицей, а заведующей гостиницы. Или директором.
– Послушайте, Лужин, вы утверждаете, что ваша мать была владелицей гостиницы для офицеров во время оккупации?
– Да.
– А вы в это время были в партизанском отряде?
– Нет. Мы с Павликом были при маме. Помогали ей.
– А как же вы попали в отряд?
– Это уже после того, как Павлика увезли. Меня вместе с мамой захватили партизаны.
– И маму тоже?
– Да. Она была переводчицей. В штабе бригады.
– И фамилия ее Копф?
– Лужина.
– Только что вы сказали, что фамилия мамы Копф.
– Это девичья ее фамилия. А когда она вышла замуж за отца, она стала Лужиной.
Ну и непонятливый этот подполковник!
– Значит, вы утверждаете, что не были в Берлине, не учились там в школе и не знаете Курта Вайсмана.
– Утверждаю.
– А мать была владелицей гостиницы для офицеров в оккупированном гитлеровцами городе Гронске.
– Да.
– Темно, темно, Лужин.
– Чего ж тут темного, товарищ подполковник? Мы выполняли задание.
– Чье задание?
А верно, чье задание они выполняли? "Дяди Васи"? Алексея Павловича?
– Советской власти, - неуверенно сказал Петр.
– Как, говорите, зовут вашего отца?