Весна сорок пятого
Шрифт:
– Гляди-ка, внучек нашелся, - сказал кто-то радостно.
– Не внучек, - откликнулся Ондрей лукаво.
– Я у его превосходительства садовником был. Ну конечно, не у этого превосходительства, у другого, постарше. А это - Пауль, я его и в горы переправлял прошлым летом. Живой, при автомате!
– Дедушка Ондрей, а где Янко?
– Дома. В отряд просился - не взяли. Мал еще. Да и дома дел хватает!
– Старик важно поднял палец, намекая на какие-то особые дела.
– А мы тебя вспоминали. Маму-то разыскал?
– Где ж! Всю зиму в горах… Вот Гитлера побьем -
Внезапно русобородый товарищ Алексей взял Павла за плечи и бесцеремонно повернул к свету.
– Что вы так… разглядываете?…
– А еще говорят, чудес на свете не бывает!
– сказал товарищ Алексей по-русски.
– Вы - русский?
– обрадовался Павел.
Что, Павлик, своих не узнаешь?
– светлые глаза смотрели в упор и смеялись.
И внезапно Павел вспомнил сторожку в лесу под Гронском: он и Петр сидят за выскобленным столом и уплетают пшенный кулеш с салом, а напротив сидит человек и объясняет им, как они должны вести себя в Гронске, как найти маму, кого остерегаться…
– Алексей Павлович… - тихо сказал Павел.
– Товарищ Алексей, - строго произнес Алексей Павлович, а глаза смеялись.
– Ну, мы еще с тобой поговорим, товарищ Павел, - мягко добавил он.
– А сейчас, извини, дела. Садись, командир.
Алексей Павлович и командир отошли к столу.
– Ты откуда товарища Алексея знаешь?
– спросил дед Ондрей.
– Да уж знаю… - уклонился от ответа Павел. Можно ли рассказывать о тех встречах в управлении НКВД и в лесу? Он-то знает что Алексей Павлович - чекист, а вот должны ли это знать другие? Многому научила его жизнь в оккупированном Гронске и в фашистском логове, в Берлине. Научила сдержанности и осторожности, научила скрывать свои мысли и чувства. Если бы он первым узнал в товарище Алексее Алексея Павловича, он бы и виду не подал. Но Алексей Павлович явно хотел быть узнанным.
– А ты совсем словаком стал, Пауль, и язык наш освоил.
– Ну, не так уж и хорошо освоил… Вы, дедушка, пожалуйста, не называйте меня Паулем на немецкий манер.
– Хорошо, не буду, Павел. Привычка!… Пойдем вниз?
– Мне нельзя, я при командире.
– Строгий?
– Командир!
В это слово Павел вложил и уважение к командиру, и готовность идти за ним. Ему нравился командир своей неторопливостью, спокойствием. Командир был и храбр и осторожен одновременно. Прост с бойцами и требователен. Выделялся только в бою, в походах и на отдыхе мок и мерз, как все, ел то же, что и остальные. Вот только, когда рождалась песня у костра, никогда не подтягивал. А слушать любил. Сядет в сторонке, прикроет глаза и сидит неподвижно.
– Как его зовут-то?
– спросил дед Ондрей.
– Командира?
– удивился Павел. А верно, как зовут командира? Вроде никто никогда не называл его по имени.
– Не знаю. Товарищ командир!
А у стола командир рассказывал товарищу Алексею и остальным партизанским вожакам о дерзкой разведке батареи, которую немцы выдвинули к перевалу, чтобы встретить Красную Армию.
Слушали внимательно. Спрашивали подробности.
– Павел!
– позвал командир.
–
Павел скупо и коротко рассказал, какие видели они орудия, как они установлены, где пулеметные гнезда, где кухня, какая охрана.
– Ну спасибо, товарищи, это очень важно, - сказал Алексей Павлович.
– Хорошо бы эту батарею…
– Вот и мы думаем - хорошо бы!… - кивнул командир.
– Только в лоб их не возьмешь. Сюрприз нужен.
– Сюрприз, говорите? А мы на них сначала авиацию бросим.
– Авиацию?
– командир посмотрел недоуменно на Алексея Павловича.
– А у вас и авиация есть?
– А как же!… - Алексей Павлович усмехнулся.
– Есть рация. Держим связь. Соображаете?
– И громко добавил: - Радиста ко мне!
– Есть!
– откликнулся кто-то у входных дверей, и через зал торопливо прошагал партизан с красной повязкой на рукаве. Гулко под потолком отдались шаги. Он толкнул дверцу возле камина, неприметную, под цвет стены, и скрылся за ней.
– Свободен, - кивнул командир Павлу.
– Есть.
Павел повернулся по-военному и отошел к Франеку. Они сели на широкую лавку у стены.
– Здесь, как в мышеловке, - тихо сказал Франек.
– Что ты!… Товарищ Алексей - старый партизан. Бригада тут расположена.
– Я не про то. Замок, что мышеловка.
Откуда-то запахло подгорелой кашей или еще чем-то вкусным. Оба принюхались. Давно не ели доброй горячей пищи.
– Ну, если так пахнет в мышеловках, готов стать мышью, - сказал Павел.
– Чем это пахнет? Живот подводит, - спросил Франек присевшего рядом деда Ондрея.
– Кухня на первом этаже.
В это время снова отворилась дверца возле камина и вслед за дежурным с красной повязкой появился долговязый парень в красноармейской форме без шапки, коротко остриженный. Молча остановился возле Алексея Павловича.
– Когда выходишь на связь?
– В двадцать один десять, согласно расписанию.
Голос!… Знакомый голос. Где он слышал этот голос? Павел смотрел во все глаза и не верил. Эдисон меньше ростом, мальчишка. Но ведь и он, Павел, был тогда мальчишкой!… И голос… Голос…
Алексей Павлович достал из кармана записную книжку. Написал несколько слов… Замер с карандашом в руке.
– Ну-ка, командир, уточни на карте.
– Если не ошибаюсь, вот эта высотка… Карты у меня нет… Здешние люди водят… Да. Эта высотка.
– Добре, - Алексей Павлович приписал еще несколько слов, вырвал листок, протянул радисту.
– Передашь как особо важное.
– Есть передать!
Радист направился к дверце.
Павел встал, напряженно глядя на удаляющегося, не выдержал, окликнул громко:
– Эдисон!
Радист остановился, обернулся. В другом конце зала стоит парень в немецкой шинели. Он, что ли, звал?…
А Павел скрестил руки на груди, как делали это в далеком довоенном детстве Великие Вожди Благородных Бледнолицых.