Весна в Крыму (Преображение России - 15)
Шрифт:
Он как бы делал зарисовки с натуры, до того отчетлива представлялись ему и опрокинутые народом вагоны трамвая, и пылающее здание суда на Литейном проспекте, и арестованные министры, и генералы, которых на грузовиках везли к Государственной думе.
Прочно обрадован был он, когда узнал об отречении Николая II на станции Дно, под Псковом.
– И название станции-то какое, а?
– почти кричал он, обращаясь к жене: - Точно нарочно придумано для этой страницы истории! Дошел до дна! До дна, куда успешно тянул его в последние годы Распутин!
Сыромолотов теперь читал все газеты, какие мог достать в ближайшем газетном киоске.
Однажды, в начале марта, к нему подошел плохо одетый, но с тонкими чертами лица юноша. Глядя на художника проникновенно, он подал ему свернутую почти в комок газету и сказал:
– Вы вот нашу "Правду" почитайте, Алексей Фомич, а из буржуазных газет что же вы узнаете?
– "Нашу "Правду"?
– повторил недоуменно Сыромолотов.
– Это что за газета?
– Газета нашей партии большевиков, - объяснил юноша.
– А-а! "Нашей партии большевиков", - снова повторил его слова Сыромолотов.
– Значит, вы - партия большевиков? А почем вы знаете, как меня зовут?
– Ну, кто же у нас тут этого не знает?
– даже как будто обиделся юноша.
– Тем более я должен знать, так как мой покойный отец - доктор Худолей вздумал как-то перед войной устроить пансион в доме сына вашего, Ивана Алексеича.
– А-а! Вот вы кто!.. То-то я смотрю на вас и думаю, что как будто где-то видал...
– Алексей Фомич подал Коле Худолею руку, добавив при этом:
– Он тяжело ранен, мой сын... Но мне послышалось, что вы сказали "покойный отец"... Это что же значит? Умер или убит на фронте?
– Убит... И там где-то схоронен... А я приехал домой из ссылки только вчера... И я в доме Ивана Алексеича успел побывать, - там в нижнем этаже теперь опять как будто пансион для дураков.
– Да, на дураков моему Ване везет!
– улыбнулся Сыромолотов.
– Когда он уезжал, то нотариусу оставил доверенность на продажу дома, но тот решил дома не продавать: дескать - это "реальная ценность", а деньги теперь - одна видимость, и вот сдал кому-то весь нижний этаж с кухней. Я к сыну в дом, признаться, не заходил... Так дураки, вы говорите, там поселились?
– Полнейшие!
– с живостью ответил Коля.
– Значит, такова уж судьба этого нижнего этажа, чтобы кто умный там и не поселился, - заметил Алексей Фомич и добавил: - Вот вы - партиец, и, значит, вам книги в руки. Скажите, - образовалась ли у нас в городе какая-нибудь власть?
– А как же! Известно со времен Ломоносова, что природа тел не терпит пустоты!
– бойко сказал Коля.
– Из кого же она образовалась?
– Там теперь всякой твари по паре... Есть эсеры, есть меньшевики, есть кадеты... Только большевиков нет...
–
– удивился Алексей Фомич.
– А почему же собственно нет?
– Мы пока под запретом!
– и Коля Худолей приложил к губам указательный палец.
– Но погодите, погодите, голубчики, - вдруг преобразился он.
– Вот приедет наш Ленин, и тогда все будет по-другому.
– А-а!
– протянул Сыромолотов.
– Так что партия партией, а... как бы это сказать...
– Вождь вождем, - договорил за него Коля.
– Вождь вождем?
– Разумеется! Наша партия большевиков имеет гениального вождя, а где же подобные вожди в других партиях?
– Так, так... Так, так... гениальный вождь, вы сказали... А где гений, там и победа... Так всегда бывало в истории.
Говоря с Сыромолотовым, Коля Худолей понемногу отходил от киоска, и Алексею Фомичу приходилось двигаться тоже. Наконец, он заметил:
– Вы как будто боитесь, чтобы кто-нибудь вас не подслушал?
– Отчасти, конечно, в этом есть привычка подпольщика, а отчасти - ведь пока что все другие партии смотрят на нас, большевиков, косо и в Советы нас не пускают... По крайней мере, здесь в Симферополе... А как в других местах, я точно не знаю.
На перекрестке двух улиц, до которых дошли Алексей Фомич и Коля Худолей, сидела пожилая женщина в очках, а перед нею на скамеечке возвышалась корзина с пирожками, прикрытыми вышитым полотенцем. Остановившись, Коля так приковался глазами к пирожкам, что Алексей Фомич спросил его:
– Позвольте-ка, а вы не хотите ли есть? Случается это иногда с людьми.
– Очень!
– признался Коля.
– Мать меня кормить не может, а работы я пока никакой не нашел.
– Ну-ка, берите, сколько сможете скушать, - сказал Сыромолотов, доставая кошелек, и добавил: - Это я вам плачу за вашу газету "Правда".
5
Прошло еще несколько дней, пока Алексей Фомич укрепился в мысли сходить в бывшую городскую управу, где теперь был городской Совет рабочих депутатов: не помогут ли ему выставить картину.
– Ведь эта картина - не мое только личное, частное дело, - говорил он Наде, - а общественное. Картина совпадает с событиями и всем будет вполне понятна...
– А не спешишь ли ты, Алексей Фомич?
– подумав, сказала Надя.
– Что-то подозрительно тихо у нас: повесили везде красные флаги, заменили полицию милицией... Кое-кто взял власть, но...
– В неопытные руки, - вставил Алексей Фомич.
– А когда же они стояли у власти?
– Ну были бы головы на плечах... Мужик сер, да ум у него не волк съел. А мне почему-то кажется, что теперь самое подходящее время для выставки. Пока тихо, а вдруг начнется борьба политических партий за власть, - и тогда уж будет широкой публике не до картины. Вообще отчего не попытаться? Может быть, как раз попадется мне человек, что-нибудь понимающий в искусстве, отведет помещение и даже, может быть, закажет в типографии афиши...