Весна Византии

Даннет Дороти

Она была прекрасна, богата, и к тому же настоящая принцесса. Катерина до сих пор ощущала аромат ее духов, - и это был не привычный запах Трапезунда, а нечто совершенно особенное… Этот аромат уже встречался Катерине, сосем в другом городе.

Черты лица ее заострились еще больше. Взглядом она нашла Пагано, взяла его за руку и стиснула пальцы с такой силой, что он удивленно взглянул на жену и обнял ее за плечи.

– Ну и команда!
– воскликнул он.
– Ты испугалась? Ты же не думаешь, что я бы позволил забрать тебя?!

Им уже подводили лошадей. Катерине предстояло вернуться вместе с эскортом обратно в Леонкастелло, а ее муж направлялся прямиком во дворец, дабы представить свои верительные грамоты. Похоже, именно там ему предстояло встретиться

с консулом Флоренции.

– Флорентийцы… - Катерина внезапно расхохоталась.
– Кто же станет бояться глупого стряпчего?

– А теперь, - сказала она мужу, - пусть и Николас у тебя попляшет не хуже!

* * *

– Шляпа на месте, и письма, и деньги, - перечислял фламандец.
– И Лоппе с дарами, и белый флаг, и косточка для дракона. Если я не выйду через десять минут, бегите и помогайте мне подняться с пола.

Они стояли в Верхней Цитадели перед главными воротами. Чуть позади выстроились в ряд генуэзские торговцы. Все ожидали посланца императора: протонотариоса, или главу канцелярии, или казначея Амируцеса, который должен был отвести обоих консулов к самому императору. Их предупредили, что идти предстояло довольно долго и, скорее всего, этот путь Николас и Дориа должны будут проделать вместе.

Друзья, разумеется, уже успели рассказать, что произошло с Юлиусом. Про себя Николас подумал, что действовал бы совсем иначе, - но ведь там был не он, а Годскалк. Что касается Тоби, то тот молча сверлил его взглядом всю дорогу до цитадели.

Но вот наконец глава канцелярии Альтамуриос, кузен императора, явился поприветствовать гостей и, торжественно шествуя с посохом в руке, начал подниматься по ступеням, ведущим во дворец. Николас и Дориа двинулись следом. Замыкали шествие Лоппе и слуга генуэзца - трапезундец, который нес консульские дары. Шляпа и цепь, которую Дориа надел поверх плаща, были густо усыпаны изумрудами. Выглядел он великолепно.

– Никколино, - обратился он к фламандцу, - наконец ты начал подавать некоторые надежды. У тебя хватило ума ускользнуть. Какой же болван этот ваш бедняга Юлиус! Ведь тебе прекрасно известно, что вам никогда не удастся разлучить меня с моим маленьким сокровищем.

– Обречен на вечное блаженство, - промолвил Николас.
– Тебя это раздражает?

Обернувшись, Дориа сердечно потрепал Николаса по руке.

– Я сам себе удивляюсь.
– Руку он убрал, но по-прежнему продолжал идти слишком близко.
– Малышка Катерина оказалась куда способнее, чем можно было предположить. Маленькая, но такая податливая и ненасытная… Ты сам-то ею не интересовался? Конечно, нет. Ведь мне она досталась девственницей. Тем более, раз уж ты заполучил матушку, то от дочек стоило держаться подальше. Но я скажу тебе вот что: она могла бы всю зиму напролет обслуживать целый полк, и а по весне еще потребовала бы добавки… А каким тонкостям она обучилась! Ты мог бы попробовать это со своей старушкой. Когда я ею овладеваю, она просовывает пальчики…

– Было бы куда интереснее, - перебил Николас, - если бы девочка могла показать мне это сама.

Дориа осекся, а затем, покосившись на Николаса, одобрительно фыркнул.

– Ты прав. И знаешь что: возможно, она бы и не отказалась. Катерина сожалеет о твоем невежестве в пикантных искусствах: мы частенько говорим с ней об этом Мне кажется, эта юная невинная крошка убеждена, что у тебя вообще никого не было, кроме ее старухи-матери.

Он помолчал, улыбаясь каким-то своим мыслям.

– А знаешь ли, Никколино, я как-нибудь мог бы одолжить тебе свою жену на час-другой. Она сделала бы это для меня. И ради себя самой, чтобы похвалиться своими успехами. Она знает все трюки, которым обучены итальянские шлюхи. Но, естественно, я рассчитываю на то, что ты не скажешь ей об этом.

– Разумеется, - подтвердил Николас.
– То же самое я могу сказать и о принцессе Виоланте.

Два, три, четыре шага в молчании. Хотя он то и дело сглатывал слюну, но комок в горле не проходил. Наконец Дориа бросил:

– Ах, да. Мне ведь говорили, что у вас на борту

был пассажир. И как она тебе показалась?

– В Брюгге она заинтересовала меня куда больше, - ответил Николас.
– Но на что ты рассчитываешь здесь? Все шлюхи сбегут, как только начнется война.

– Война?
– воскликнул Дориа.
– Оглянись вокруг! Одноногий инвалид мог бы удержать Трапезунд без всякого труда. С моря город взять невозможно. По горным дорогам нельзя протащить пушки. Они не смогут уморить нас голодом, потому что будут вынуждены снять осаду к зиме. Разумеется, императору понравятся твои наемники, но на самом деле он ничего не боится. Настоящая цель турков - Узум-Хасан. Очень скоро караваны с юга больше не смогут приходить сюда. Тебе следовало распродать свой шелк пораньше.

Они наконец закончили подъем по бесконечной лестнице и вышли к дверям.

– Так ты уже продаешь?
– осведомился Николас.
– Но ведь покупать пока нечего. Как мне сказали, осенью корабли опустошили все склады.

– Ах, Никколино!
– воскликнул Пагано Дориа. Оценивающим взглядом он окинул мраморные инкрустации на колоннах, высившиеся перед ними, а затем точно так же взглянул и на человека, стоявшего рядом.
– Тебе еще многому предстоит научиться. Разумеется, покупать пока нечего. И, возможно, драгоценные товары, которых ты так ждешь, никогда не попадут в Трапезунд, если султан перережет караванные пути. Вот почему нужно искать иные способы извлечения дохода Я лично настаивал на том, чтобы получить оплату серебром. В Трапезунде его осталось немного, и поначалу торговцы пытались возражать. Но вот что я скажу тебе, дражайший мой Никколо: теперь у меня в надежном месте запертые на ключ - на множество ключей - хранятся все запасы серебра, которые оставались в этом городе. Ни тебе, ни флорентийцам не осталось ничего.
– Он опять улыбнулся.
– Впрочем, не думаю, что Козимо разочаруется в тебе из-за этой неудачи. Конечно, нет. Ведь ты так мило играл с его внуком.

– А что есть торговля, как не игра?
– заметил Николас.

Наконец двери отворились, и наружу вырвались звонкие голоса, звуки музыки и волны аромата. Мед Трапезунда… И пусть в недрах его таился яд, но он был настоян на чистейшей родниковой воде и ждал того, кто решится испить из этого источника.

Николас почти физически ощущал гнев Лоппе, стоявшего у него за спиной. Он знал, какие первые слова произнесет чернокожий, едва они останутся наедине: «Как ты убьешь его?»

Ему не нужно было долго обдумывать ответ. Он всегда повторял одно и то же, вот уже добрых пять раз.

«Я никогда не убиваю», - именно так он и скажет.

Глава девятнадцатая

Внутренний Дворец, высоко, точно аистовое гнездо, сидящий на мраморном пьедестале был выстроен вокруг просторного двора с фонтанами, где пахло миртом. Каждое окно, терраса и балкон дарили новый вид на Благословенный Город: синева и зелень лесистых гор и морских глубин; красные, оплетенные виноградом, городские крыши; тенистые ущелья в цвету, где журчала вода и слышались птичьи трели… Следуя по залам и переходам, рядом с Дориа, Николас понемногу успокоился. Невозмутимость была оружием и защитой; красота - лишь оружием, и к тому же весьма ненадежным. Ему предстояло предстать лицом к лицу с императором восточного мира, и бывший подмастерье вспомнил свое единственное правило: поставь себя на место другого человека… Война и торговля, любовь и свобода, - вот единственный путь к успеху. Если он терпел неудачу, то лишь потому, что забывал этот закон. Или - изредка - потому что кто-то оказывался сильнейшим игроком. Но такое случалось нечасто. Двойные двери в тронный зал были окованы бронзой. Их открыли двое гвардейцев в позолоченных кирасах, с золотыми щитами и копьями. Один из них был помощником протоспафариоса. Асторре познакомился с ним два дня назад, когда тот был не на службе, сыграл пару партий в кости и угостил выпивкой. Николас сейчас сделал вид, что не признал офицера, и тот тоже никак не выдал себя. Торговцы вошли наконец в тронный зал.