Весна Византии
Шрифт:
Аудиенция подошла к концу. В зале императрица уже направилась к выходу, меж двух рядов склонившихся в поклоне придворных. Император, вновь взойдя на трон, любезно дал обоим консулам соизволение удалиться. Вновь оказавшись бок о бок со своим соперником, Николас со всем почтением покинул зал. На сей раз наружу их повел не секретарь, но другой слуга, не говоривший ни слова по-итальянски; и шли они совсем другими залами и коридорами, гораздо более длинными, и при этом провожатый то и дело обращал внимание гостей на какие-то незначительные детали и украшения. Казалось, он просто тянет время и желает, чтобы консулы подольше задержались во дворце. Пагано
– Так расскажи мне, наконец, откуда взялась на борту чума?
– Это все Тобиас, наш лекарь, - пояснил Николас.
– С помощью обычной краски и чечевицы, насколько я понял. А мне казалось, ты утверждал, что серебра совсем не осталось…
– Это ты насчет того мешочка, полученного от императора? Не обольщайся. Краска и чечевица, мой дорогой.
– Похоже, генуэзца ничуть не обеспокоило то, как радушно басилевс встретил Асторре. Веселым тоном он продолжил.
– Так вот, вернемся к нашему прежнему разговору…
– О твоей жене?
– уточнил Николас.
– Нет, о твоей. У меня где-то лежит ее письмо. Она послала его в Трапезунд, чтобы оно здесь дожидалось твоего прибытия. Его доставили на генуэзском судне, и торговцы оставили его в Леонкастелло. Я взял на себя смелость вскрыть его, и дал почитать Катерине. Некоторые слова она понять не смогла, хотя и сама вполне способна на подобные штучки, уверяю тебя… Мать и дочь… Да, нам с тобой здорово посчастливилось!
К востоку открывался великолепный вид на холмы и городские улицы, сбегавшие к самому побережью. Чуть ближе располагались дворцовые конюшни, воинские бараки, арсенал, склады, оружейные комнаты. Обоняние подсказывало, что неподалеку можно отыскать кухни, пекарню и рыбный пруд. Пройдя еще несколько шагов, Николас осведомился:
– Письмо у тебя с собой?
Дориа хохотнул.
– Здесь? Нет. Боюсь, у него уже несколько потрепанный вид. Но если ты так хочешь его получить, я принесу письмо на стадион. Ты ведь собираешься на празднество, не так ли?
– Меня пригласили, - подтвердил Николас.
– Но можешь не утруждаться. Я пришлю за ним Лоппе.
Дориа вновь улыбнулся.
– Ты можешь его прислать, но он ничего не получит. Только на Мейдане, мой дорогой, больше нигде. Страница за страницей, и такие вольности!.. Катерина даже заревновала…
Он лгал насчет содержимого письма: Николас в этом не сомневался. Если такое письмо вообще существует, навряд ли в нем содержится что-нибудь интересное. Мариана могла послать его в Венецию только в январе. Однако неприятно, что послание остается в руках Дориа. Не говоря уж об упрямстве Катерины…
Письмо было адресовано ему, Николасу. Она могла бы передать его втайне. Все-таки послание было от ее матери. От матери, которая наверняка очень огорчилась, узнав о побеге Катерины, а, возможно, и о том, что… Но нет, этого Мариана узнать никак не могла, иначе Дориа ни за что не согласился бы расстаться с этим письмом.
А вдруг и это - очередной обман? Очередной финт в игре, затеянной Дориа? Иначе к чему так настойчиво приглашать Николаса на празднество?
Фламандец двинулся дальше, обороняясь единственным доступным ему оружием - молчанием. До поры отказ сражаться был его единственной защитой.
Внезапно их провожатый свернул к большому строению на лужайке. Дорога, что вела туда, обходила кругом небольшой фонтан. За спиной осталась западная
Николас обернулся. За спиной у него Лоппе и грек-слуга также остановились с озадаченным видом. Провожатый поманил их от входа в павильон.
– Куда мы идем?
– поинтересовался фламандец.
Дориа поднял брови, и глаза его блеснули.
– А ты не знаешь? Тогда почему бы не спросить самому? Ведь ты неплохо говоришь по-гречески.
Судя по голосу, он с трудом сдерживал веселье. Николас, в свою очередь, оценивающе взглянув на загадочное сооружение, догадался, для чего оно может быть предназначено, и всем сердцем пожелал оказаться как можно дальше отсюда, вместе с Юлиусом, Тоби и Годскалком. Но нет… ведь он желал именно этого! И какой смысл оставлять теперь Дориа одного? По крайней мере, он наконец сможет отогреть заледеневшие руки и ноги… И фламандец по-гречески поинтересовался у провожатого:
– Это купальня?
Челядинец, одетый в длинное, застегнутое до горла платье и шляпу, похожую на высокую трубу, отозвался:
– Таков приказ басилевса. Он желает, чтобы гости насладились его банями. Прошу вас, следуйте за мной.
Дориа заулыбался еще шире и прошептал по-итальянски:
– Интересно, а бани здесь совместные? Я слышал немало любопытного. Дорогой мой, по-моему, ты слишком молод для этого.
– Надеюсь, что так, - подтвердил Николас. Открылась дверь, а затем еще одна, - и наружу вырвались клубы пара. Все было именно так, как он ожидал.
– Общие бани, - подтвердил Дориа чуть слышно.
Николасу доводилось бывать в парных во Фландрии и в Италии. В большинстве своем это были заведения без всяких изысков, с жесткими лежанками в основном зале и загородками рядом с уборной для переодевания. И повсюду, даже в борделях, без труда можно было раздобыть полотенце. Но здесь, когда он разделся, то внутрь пришлось входить обнаженным.
Стены купальни были затянуты желтым шелком, расшитым жемчугом; тут и там виднелись кушетки с горами подушек и персидскими коврами. У одной стены был накрыт стол, с кувшинами вина и серебряными блюдами, полными фруктов и всевозможных лакомств. Двое служителей молча стояли рядом в одних набедренных повязках, ожидая распоряжений. Оба оказались евнухами. Все кушетки были пусты, и Николас нигде не обнаружил Дориа. В конце зала он увидел двойные двери, украшенные тяжелой позолотой. Туда он и направился. При его приближении обе створки распахнулись, и третий слуга в низком поклоне жестом пригласил его войти внутрь. Николас очутился в просторной теплой комнате, доверху заполненной паром. Тепидарий…
В отличие от первого зала, этот не пустовал. Под его сводами все звуки снижались до призрачных шепотков и музыкальных отголосков, а свет с трудом просачивался сквозь ароматный пар. Единственным одетым существом оказался мраморный златоликий Зевс в плаще и тунике, слившийся в недвусмысленных объятиях с двумя юношами неземной красоты…
По кругу располагались кушетки, на которых люди или просто отдыхали, или пользовались услугами массажистов, - также совершенно обнаженных. В дальнем углу цирюльник обихаживал своего клиента, в окружении каких-то мисочек, гребешков и притираний; сейчас он приводил в порядок ногти вельможи, который лениво возлежал на диване, протянув слуге руку. На соседней кушетке слуги растирали другого придворного маслами с сильным ароматом мускуса и алоэ.