Весталка. История запретной страсти

Жюльетт Сапфо

Глава 20

По возвращении в Рим Деллия, снедаемая ненавистью к Марку Блоссию, не могла найти себе места. Она продолжала вести прежний образ жизни, но под личиной беспечного веселья и присущего ей легкомыслия скрывались удивительное терпение и лихорадочная работа мысли. Глядя на эту красивую жизнерадостную и беззаботную женщину, невозможно было поверить в то, что отныне жизнь её посвящена лишь одной цели – мести.

Однажды после полудня, едва Деллия встала с постели, в её кубикул стремительно вошла Сира, самая преданная

из её служанок.

Молчаливая и мрачная в обществе незнакомых ей людей, эта молодая крепкая телом рабыня-сирийка преображалась, когда оставалась наедине со своей госпожой. Она была доверненным лицом Деллии, ей была известна тайная жизнь взбалмошной, ненасытной в развлечениях римлянки, и она очень гордилась этим.

– Он в Риме! – выпалила Сира и опустилась у ног своей госпожи.

Деллия ничего не оветила, и только её продолговатые, со вздёрнутыми кверху внешними уголками глаза вспыхнули зелёным огнём. Она молча подошла к столику и взяла лежавшее на нём серебряное зеркало; на его тыльной стороне был выгравирован рисунок, изображавший дико мечущихся Марса и Венеру. Повернув зеркало к свету, Деллия долго рассматривала своё лицо. Наконец она разомкнула уста и властным голосом произнесла, обращаясь к Сире:

– Приготовь всё для выхода.

Римский Форум бурлил. У портиков храмов и других зданий, как всегда, толпился и галдел праздный люд. У ростральной трибуны прохожие замедляли шаг, слушая речи случайных ораторов. Сновали разносчики мелкого товара и водоносы; кричали, зазывая покупателей, торговцы фруктами, орехами и сладостями. В лавках зеленщиков и молочников спорили простые горожанки, а их знатные соотечественницы высокомерно взирали на них, выглядывая из своих паланкинов. В толпе свободных граждан было немало жрецов, всякого рода магистратов, чужеземцев, гладиаторов и рабов. С городскими жителями смешивались крестьяне из дальних провинций, которые в поисках работы отважились ринуться в ревущую жестокую западню, каким стал к началу императорской эпохи прославленный город Ромула.

Рослые рабы-каппадокийцы, нёсшие паланкин, миновали Новые лавки и остановились неподалёку от храма Венеры-Очистительницы. Между пурпурными занавесками китайского шёлка появилась белая холёная рука, от запястья по локоть унизанная золотыми браслетами. Сопровождавшая паланкин сирийка тут же откликнулась на этот немой призыв и просунула за занавески свою коротко стриженую голову.

– Что скажешь, Сира? – раздражённо спросила Деллия, обмахиваясь украшенным жемчугом веером, своими яркими красками напоминавшим хвост павлина.

На золотистых одеждах римлянки переливалась бирюза; вокруг головы трепетала вуаль, пришпиленная к волосам золотой булавкой с крупным жёлтым топазом.

– Где же он? – допытывалась Деллия, и в голосе её звучали злость и нетерпение. – Ты уверяла меня, что он будет ждать. Я не намерена охотиться за ним целый день – я и так уже изнываю от жары.

И она принялась яростно обмахиваться веером.

– Госпожа, я передала твоё послание из рук в руки, – оправдывалась Сира, потупив взор.

– В чьи руки?

– В руки его раба. Тот обещал немедленно показать его своему хозяину.

Сира

выпрямилась и снова осмотрелась. Вскоре она увидела, как у храма появился статный красивый мужчина и оглядел улицу; казалось, он поджидал кого-то.

– Он пришёл, госпожа, – тихо сообщила рабыня, приблизив лицо к занавескам.

Опираясь на руку сирийки, Деллия вышла из паланкина и медленно, покачивая бёдрами, направилась к белокурому красавцу.

– Я надеялась увидеть тебя, – сказала Деллия, дотрагиваясь до его руки сложенным веером и забыв поздороваться.

– Да ну? А что, мы уже встречались прежде? – спросил мужчина бархатным голосом, открыто любуясь её обольстительной фигурой.

Он не мог отвести глаз от её округлых плеч и лебединой шеи, от высокой груди и соблазнительных бёдер, от струившихся волнами волос цвета тёмного золота, покрытых бирюзовой вуалью. И хотя вуаль скрывала её лицо, он был уверен, что оно так же прекрасно, как и её тело.

– Скажем так: я тебя знаю. А иначе мне незачем было искать встречи с тобой, – Деллия тихо замеялась, раскрыла веер и приложила его к своим губам.

– Пусть так. И чего же ты хочешь? – снова спросил красавец и протянул руку, чтобы поднять закрывавшую её лицо густую вуаль, но она успела отклониться и легонько ударила его веером по кончикам пальцев.

– Хочу видеть тебя гостем в моём доме, подобный Адонису Деций, хочу говорить с тобой, хочу познать твою любовь. Если ты будешь любезен принять моё приглашение, я укажу тебе дорогу к моему дому.

Деций Блоссий – а это был именно он – никогда не отказывал себе в лёгких знакомствах, и тем более, если речь шла о новых развлечениях. Женщины часто сами искали встреч с ним, и в нынешнем свидании для него не было ничего необычного. Без сомнения, таинственная незнакомка заинтриговала его – он безропотно пошёл за её паланкином.

Деллия, укрытая от посторонних взоров за плотными занавесками, довольно улыбалась, предвкушая быструю победу. Она неплохо знала Деция и была уверена в том, что в её умелых руках он будет мягок и податлив как воск. Стремясь отомстить Марку Блоссию, орудием своей мести она избрала его брата. Когда-то Деций пытался обольстить её – теперь ей предстояло разбудить в нём прежнюю страсть, что для женщины, привыкшей побеждать в любовных перипетиях, казалось делом проще простого. Очаровать Деция, подчинить его своей воле и заставить шпионить за старшим братом – вот чего хотела добиться Деллия.

Молчаливая сирийка проводила Деция в дальние покои дома и тотчас незаметно скрылась. Какое-то время он сидел в одиночестве, разглядывая убранство комнаты. Роскошное широкое ложе, скамья, комод, столик для фруктов – вся немногочисленная мебель была сделана из бледно-розового с янтарными прожилками мрамора, инкрустированного перламутром. С потолка, декорированного ажурными серебряными решётками, свисали гирлянды вьющихся роз; в воздухе витал их пьянящий сладкий аромат.

Деций закрыл глаза, наслаждаясь окружавшим его покоем и пьянящим благоуханием цветов. Он не слышал, как хозяйка дома переступила порог комнаты – такой лёгкой и бесшумной была её поступь: точно ноги её не касались пола.