Весталка. История запретной страсти

Жюльетт Сапфо

– У нас в храме когда-то служила весталка по имени Винуция, – снова заговорила девушка, вскинув голову. – Это была старая жрица, всеми уважаемая, память её хранила много удивительных историй из жизни весталок. Одна из них была о весталке Постумии, которую обвинили в нарушении целомудрия, хотя она публично заявила, что неповинна в этом преступлении. Подозрение же против неё было вызвано всего лишь тем, что она имела слишком независимый для девушки нрав и обожала носить изысканные наряды. К счастью для Постумии, суд закончился тем, что её оправдали,

а великий понтифик предписал ей впредь воздерживаться от развлечений и выглядеть не миловидной, но благочестивой.

Снова выдержав паузу, Элия поправила лёгкое покрывало на голове и продолжила:

– В случае с Альбией всё обстоит гораздо сложнее: здесь замешан мужчина – и на оправдание ей рассчитывать не приходится. Я много думала о том, как ей помочь избежать тех унизительных испытаний, которые уготовила для неё Пинария, и нашла только один ответ. Она должна бежать!

Стоявший напротив весталки Деций грустно усмехнулся и, понизив голос, сказал:

– Не одной тебе пришла в голову такая мысль. Но как это сделать?

Перед тем, как ответить, Элия помедлила, пристально глядя Децию в глаза, и тот даже изумился силе и твёрдости, которые он прочёл в глазах этой юной девушки.

– Клянись тенями своих предков, клянись всеми богами! Ты не струсишь, не предашь?

– Клянусь всеми богами, какие только есть на небе, на земле и под землёй, я сделаю всё, только бы мой брат был счастлив! Я приведу к нему его Альбию, даже если за это мне придётся заплатить ценой собственной жизни!

Выслушав ответ Деция, Элия удовлетворённо кивнула. Басса и Деций приблизились к ней почти вплотную, склонили головы – какое-то время в атрии был слышен только их торопливый шёпот.

Глава 39

Яростными порывами ветер расчищал хмурое небо; срывавалась и сыпалась наземь ржавая листва деревьев. Дни и ночи напролёт над Римом шёл холодный мелкий дождь.

Хрупкое здоровье Альбии не вынесло жестоких испытаний – она простудилась в сыром подземелье. Слабая и исхудавшая, она почти не поднималась с постели, дрожа от лихорадки; когда же вставала, чтобы добраться до чаши с водой и еды, которую ей приносили раз в день, то еле держалась на ногах. Порою сознание её мутилось, и она впадала в состояние полубреда, и тогда странные видения наполняли её темницу, неясным шёпотом и шорохами нарушая безмолвие.

Альбия не знала, сколько времени прошло с тех пор, как у неё отняли свободу, она давно потеряла счёт дням. Пинария больше не приходила к ней, и единственным человеком, которого она изредка видела, был её сторож. Этот полуслепой старик полжизни прослужил в храме Весты, выполняя самую тяжёлую работу; ему также были доверены ключи от темницы и надзор за провинившейся жрицей. Каждый раз, принося Альбии хлеб и воду, старик спрашивал, не желает ли она говорить со старшей весталкой. Получив отрицательный ответ, он с осуждением качал головой и, больше не проронив ни слова, уходил прочь.

Хотя

Альбия часто вспоминала свой последний разговор с Великой девой, она даже мысли не допускала, что уступит её уговорам и отречётся от своей любви. Она чувствовала, что, несмотря на всё ею испытанное и передуманное, её отвращение к прежней затворнической жизни проснулось вновь, что оно растёт и поглощает иные мысли и чувства. Особенно остро это проявилось теперь, когда её держали под замком. Временами ей казалось, что она вовсе не в темнице, что древняя казнь приведена в исполнение и её уже погребли заживо. И тогда она, широко открыв глаза, всматривалась в окутывавший её мрак, с ужасом ожидая приближения смерти.

Возможно, она бы сдалась и позволила себе умереть, если бы память не возвращала ей образ того, кто стал для неё и счастьем и мукой всей её жизни. Марк был рядом с ней, она различала его присутствие всем своим истосковавшимся измученным сердцем; она протягивала к нему руки, но потом всхлипывала от отчаяния, что никак не может до него дотянуться. И она мечтала о том, как он придёт за ней, он заберёт её из этого ужасного подземелья и они навсегда будут вместе. Эта светлая надежда помогала ей бороться с болезнью и с гнетущей тоской одиночества...

Услышав, как со скрипом отпирают тяжёлую дверь темницы, Альбия сначала оживилась от робкой радости, что её заточению пришёл конец, а потом, подумав о Пинарии, которая пришла изводить её своими наставлениями, отвела взгляд в сторону. Кто-то тихо подошёл к ней, позвал её по имени, и Альбия удивилась, узнав голос Элии.

– О боги! Это вправду ты, Элия? – воскликнула Альбия, приподнимаясь. – Но что ты здесь делаешь? Тебя прислала Великая дева?

– Что я здесь делаю? – переспросила Элия и при свете факела, который она держала в руке, заглянула узнице в лицо.

Та, дрожа всем телом, тоже смотрела на неё расширившимися зрачками.

– Что с тобой? У тебя лихорадка? – испугалась Элия, в неверном свете пляшущего пламени разглядев лицо подруги, показавшееся ей белее алебастра, – лицо, мало похожее на прежнее.

Черты этого лица сохранили свою былую красоту, но, изглоданное болезнью, оно теперь напоминало маску. Линия носа стала резче; глаза, неестественно блестящие, запали; чёрные пряди прилипли ко лбу; губы утратили прелестную нежность и цвет шиповника, стали бескровными и сухими.

– Твоим пыткам пора кончиться! – решительно заявила Элия, опускаясь на колени возле подруги и касаясь её горячих исхудалых рук. – Я сожалею, что так долго ничего не могла сделать для тебя, милая моя Альбия!

– Ты и сейчас ничего не можешь, – с тихой грустью отозвалась Альбия. – Я больна, Элия. Здесь ли, в этой темнице, или в доме весталок, если меня всё же освободят, я скоро умру. У меня больше нет сил сопротивляться той участи, которая меня ждёт... Единственное моё желание, о котором я молю богов: перед смертью увидеть Марка, чтобы мы могли проститься...