Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия

Моррисон Уильям

– Что же помешает вам дойти до Лондона и делать там то, что захотите? Будьте уверены, что братья из Эссекса не подведут вас; и лондонцы, ненавидящие дядей короля, станут на вашу сторону. А у правительства нет достаточно войска, чтобы сразиться с вами в открытом поле, вы наполните страхом и дрожью их сердца.

– Я так и думал, – сказал он. – Но что произойдет после того?

– Мне грустно, – ответил я, – говорить то, что я думаю. Но все-таки слушай: много погибнет человеческих сынов, которые теперь еще живы и радуются жизни. И если будут убиты люди, да еще большинство не на поле сражения, а по вине стряпчих, то как уцелеть предводителям? Ты идешь на верную смерть.

Он улыбнулся кротко, но с некоторой гордостью, и сказал:

– Да, путь длинен, но все же когда-нибудь наступит ему конец. Друг мой, я уже много раз умирал. Была у меня сестра, с которой я играл и резвился осенней порой на полях – мы собирали ежевику и орехи,

слушали дроздов, дивясь их голосу и думая, что это большие птицы; ястребы кружились над заборами; ласка перебегала дорогу; звук колокольчиков с пастбищ доносился до нас, когда мы сидели на траве, веселые и счастливые. И сестра моя умерла, истощенная голодом, наступившим после страшного мора. Брат мой тоже был убит на войне с французами, и никто не поблагодарил его за его смерть, если не считать того, кто снял с него доспехи и одежду. Была у меня невенчанная жена, с которой я жил в согласии и любви, после того как сделался священником [100] . Все говорили, что она добрая и красивая женщина. Она была мне верной, нежной женой. Она тоже умерла и покинула землю. Зачем же мне оставаться здесь, если не ради того, чтобы свершить то, что должно быть свершено во плоти? Да, друг мой, что люди должны умереть – старая сказка. Я хочу рассказать тебе новую – о том, что они живы: я тоже жив и буду жить. Так скажи мне, что будет потом?

100

В оригинале: taken the tonsure. Обряд посвящения католических священников, при котором пробривается темя – тонзура.

Я почему-то не мог обращаться к нему как к живому человеку, и голос, которым я заговорил, показался мне менее похожим на мой. Я сказал ему в ответ:

– Они все сильны и храбры не менее прежних и будущих борцов, но они просты и не видят ничего дальше своего носа. Они одержат победу и не будут знать, что с ней делать. Они будут сражаться и одержат верх, сами ничего не зная. И из-за того, что они ничего не знают, их обманут, когда предводители их будут убиты; так что вся их победа как будто окажется ни к чему. Победят дяди короля и надругаются над ними. Но все же если победят лорды и вся Англия будет опять лежать у их ног, победа их окажется бесплодной. Свободных людей, арендующих несвободные земли, они не впрягут снова в хомут, и крепостное право ускользнет из их рук [101] . Вскоре после твоей смерти в Англии останется очень немного несвободных людей. Таким образом, и жизнь, и смерть твоя и твоих товарищей принесут полезные плоды.

101

В оригинале: villeinage. Вилланаж – обязанное состояние, род крепостного права, в котором находились английские поселяне.

– Не говорил ли я, – сказал Джон Болл, – что ты прибыл с вестями из других времен? Но вести твои хороши: ты говоришь, что земля будет свободна. Продолжай!

Он сказал это взволнованным голосом, и я продолжал несколько грустным тоном:

– Времена настанут лучшие, хотя король и лорды будут становиться все хуже. Ремесленные цехи будут усиливаться. Понаедет много чужеземных купцов. В стране будет изобилие, а не голод. Там, где теперь рабочий человек зарабатывает два пенса, он будет зарабатывать три.

– Если так, – сказал он, – то, значит, те, кто трудится, будут становиться все сильнее, и скоро наступит время, когда все люди будут работать и никто не будет заставлять других работать на себя. Таким образом, никого не будут грабить, и в конце концов все люди начнут трудиться, и настанет общее счастье – все будут пользоваться всеми благами жизни, не имея денег и ничего не покупая.

– Да, – сказал я, – это будет, но не сейчас и даже очень нескоро.

И я долго сидел, ничего не говоря; в церкви становилось все темнее по мере того, как бледнел месяц.

Затем я сказал:

– Но помни, что эти люди будут все-таки иметь над собой господ, у которых в руках законы и обычное право, поддерживающее власть этих господ; пользуясь властью, они смогут устанавливать все больше и больше законов, поддерживающих их интересы. Они позволят беднякам благоденствовать лишь до тех пор, пока их благоденствие выгодно тем же господам: дальше они его не потерпят. Так оно и будет в те дни, о которых я говорю. Тогда тоже будут короли, лорды, рыцари и эсквайры, и будут у них слуги, исполняющие их приказания и наводящие ужас на честных людей. И все они будут бездельничать и много есть, как прежде, и тем больше будет производиться всего в стране, чем больше разрастутся их потребности.

– Да, – сказал он, – я знаю, что они

подобны пиявкам. Но как же они удовлетворят свою жадность, когда, по твоим же словам, не будет больше крепостных? Быть может, им будут платить аренду за землю [102] и работать на них, но ведь это будет делаться по закону, не превышая его. Таким образом, трудящийся люд будет богаче, чем теперь, а лорды не будут богатеть, и установится постепенно свобода и равенство.

Я на это ответил:

– Послушай, друг. В прежнее время лорды большей частью владели землей и всем, что было на земле, и люди, жившие на их земле, работали на них, как их лошади. Им давалась только пища и жилье, а все остальное принадлежало лордам. В грядущие же годы лорды увидят, что крестьяне процветают, и опять скажут себе: «У этих людей всего больше, чем им надо. Почему же этот излишек не иметь нам, ведь мы их господа?» Кроме того, в те дни начнется торговля товарами между отдельными людьми и между разными странами. И лорды тогда поймут, что если бы на их землях было меньше хлеба и меньше людей, то было бы больше овец, то есть больше шерсти для торговли, значит, следует иметь овец в гораздо большем количестве, чем в прежнее время. Ведь вся земля их (они получают за нее арендную плату или уплату работой), кроме отдельных огородов да кой-где небольшой землицы какого-нибудь свободного собственника. И вся земля может производить шерсть для продажи купцам [103] . Тогда наступит нечто новое в жизни Англии. До того люди жили и на земле и землей, теперь же земля перестанет нуждаться в людях. Имея много овец и несколько пастухов, лорды будут добывать шерсть, продавать ее за деньги купцам и прятать эти деньги себе в карманы. Они поднимут на ноги стряпчих, пустят в дело вооруженную силу, и всю землю отберут для себя и своих овец. Но кроме этих лордов-собственников мало будет свободных людей, у которых останется хоть четверть десятины земли, которую они не уступят по первому требованию лорда.

102

В оригинале: quit-rents. Денежная плата, заменявшая натуральные повинности.

103

В оригинале: to sell to the Easterlings. Easterlings – восточные люди.

Подразумевается Фландрия, куда вывозилась вся английская шерсть, бывшая в то время главным источником дохода не только лордов, но и государства, облагавшего торговлю ею налогами.

– Что же это значит? – спросил Джон Болл. – Неужели опять народ будет закрепощен?

– Нет, – сказал я, – крепостных больше не будет в Англии.

– Значит, будет еще хуже, – сказал он, – и все, кроме очень немногих, будут рабами, которых можно купить и продать с публичного торга.

– Друг мой, – возразил я, – ты ошибаешься. Все будут совершенно свободны. Но, как я сказал, мало кто будет владеть хотя бы одной пядью земли, не приобретя ее, как милость, у своих господ.

– Теперь я совсем не понимаю твоих слов, – сказал Джон Болл. – Я знаю, что бывают рабы – они принадлежат своему господину во всякий час и никогда не принадлежат себе; я знаю, что такое крепостные – они принадлежат известное время своему господину, известное время себе. Я знаю, что значит быть свободным человеком: он всегда принадлежит себе. Но как можно принадлежать себе, если не имеешь, чем пропитаться? Не стать же свободному человеку вором, грабящим у других людей? Это преследуется законом. Странные вещи ты говоришь о свободных людях, которым нечем жить.

– Однако так оно будет, – сказал я. – И эти-то свободные люди будут изготовлять все предметы для продажи.

– Этого не может быть! Ты говоришь загадками, – сказал он. – Как же плотник сделает ящик, не имея дерева и инструментов?

– Он должен, – ответил я, – купить дозволение работать у тех, которые имеют все нужное для работы, кроме самого рабочего.

– Но как же он купит? – спросил Джон Болл. – Что у него есть, кроме себя самого?

– Самим собой он и купит то, что ему нужно, – сказал я, – своим телом и заключенной в его теле рабочей силой. Ценой труда он купит право на труд.

– Опять загадки! – сказал он. – Как он может продать свой труд за что-либо, кроме насущного хлеба? Он должен добыть себе своим трудом пропитание, одежду и кров. Как же он может продавать свой труд дважды?

– Нет, – сказал я, – дело будет обстоять вот как: он будет продавать себя, то есть свою рабочую силу хозяину, который даст ему работу, а тот уделит ему из изготовленного им же, рабочим, товара, сколько ему нужно, чтобы поддерживать существование, иметь детей и кормить их до тех пор, пока они вырастут и их можно будет продавать так же, как и отца их. Все же остальное богатые люди оставят себе.