Вести с моря и суши

Каррера Андраде Хорхе

Где было ты, одиночество,что я не знал тебя до двадцатилетнего возраста?В поездах, в зеркалах и на фотографияхты всегда рядом со мною.Крестьяне не так одиноки,потому что составляют одно с землею.Деревья — их дети,смену времен года они чувствуют собственным телом,и примером им служат жития святых маленьких животных.Это одиночество питается книгами,прогулками, роялями и осколками толпы,городами и небесами, завоеванными машинами,листами пены,разворачивающимися до границ моря.Все

изобретено.Но нет ничего, что могло бы освободить нас от одиночества. Карты хранят тайну чердаков.Слезы сделаны для того, чтобы их выкурить в трубке.Старались похоронить одиночество в гитаре.Известно, что оно проходит по неоплаченным квартирам,что оно торгует платьем самоубийци что оно опутывает посланья, бегущие по телеграфной проволоке.

В третьем классе

В вагоне третьего классасолдат вскрывает штыкомконсервную банку времени.Токарь снимает двухцветную стружку с яблока.А где-то на вороненой крыше паровозазатаилась безбилетница-луна. Берлинские пивные.Пиво цвета светящихся глаз.Зеленый базар на площади Лютера.Статистикой учтена каждая хлебная крошка, съеденная воробьем.Снегопад — первопричастье земли;«Вот и зима!» — радостно твердят мужчины и женщины.Кельнский собор —сталагмитовая роща,гранитные струи фонтана, врезанные в лазурь,воздушный замок инея,окаменевший аккорд.По дороге из Кельна в Парижв окна бросаются юные нивы.Ветер треплет золотые кудри полей, позабывших войну:даже скелетам младенцев, зарытых в этом черноземе,исполнилось ныне двенадцать лет. Бельгия. Вокзальные часы показывают время с точностью до столетья.Голубые солдатики и голубые фасады.За этой стеной — Брюссель.На крестьянской телеге два метра огорода едут на рынок.Улицы Парижа кажутся знакомыми с детства,хотя их видишь впервые.Триумфальная аркастала на четвереньки под тяжестью истории.Птицы на соборе Нотр-Дам словно крылатые барельефы.Рулетка круглой площади Согласия —там я поставил на белый ноль луны свою надежду.Однажды, выйдя воскресным утром из Лувра,я обнаружил, что лед — это вода, ставшая статуей. Беззвучные весла рыбачьих баркасов.У моллюсков явственный привкус солнца.Баскские селенья в беретах тумана.Испанские фонаридерутся на шпагах с темнотой.Все это — только личина, условные вехи.Мир же един,несмотря на все свои разноликие формы.То же одиночество, леденящее кости,и та же пролетарская закалкау жаровен, на которых дымятся каштаны.

Краски Гаваны

В ритуальном танце племя кокосовых пальм бьет в барабаны листьев.Море моргает тысячью фосфорических глаз.Каждый день этот город приходит на пристаньвстречать чужестранные кораблии глазеть на ныряльщиков, которые всплывают,зажав в зубах монету,брошенную с палубы к рыбам Антильского моря.Гаванский трамвай движется в ритме маракас [9] .Гаванские деревья подстрижены, словно бараны.Гаванские проспекты бегут прямиком через город,покуда

не наткнутся на памятник.

9

Маракас — музыкальный инструмент, род погремушек.

Женщины с лицами цвета корицы и знойной сигары.Креолы в сомбреро из золотистой соломы,взращенной тропическим солнцем.Негритята с улыбкой, похожей на спелый арбузный ломоть.Кокосы и ананасы — объедки с пиршества румбы.Пушки из парка Масеощерят голодные пастипри виде дельфинов, играющих в бухте,которую стережет грозно поднятый палецзамка Эль-Морро.Двести гвардейцев ежедневно несут караулпод синим взглядом Капитолия.Квадратные томики небоскребов —здесь по вывескам можно легко обучиться читать по-английски.На Двадцать третьей улице продают дорогие цветыи свет отливает оттенком подсолнечного масла.А на Восьмой улице полиция обнаружила стальной ананас,смертельные зерна которого зрели у окна прокурорского дома. Но, несмотря ни на что,живительный запах устриц пирует на Малеконе [10] и все так же приторен вкус жизни в «Тропикане» [11] .Женские бедра — изящная музыка,нежные руки красавиц пахнут, как персики, вводя в искушение птиц.Аэроплан в белом фраке рассекает своим вентиляторомгущу синего зноя.Яхты возле крепости Де-ла-Кабаньядают открытый урок безмятежного сна,а пароходные трубы тянут темную ноту дымаза горизонт, где скоро проклюнутся первые звезды.И когда над Гаваной взорветсячерный фугас ночи — никто не вздрогнет.Только повиснет над городом серпик луны,словно банан на банановом дереве неба.

10

Малекон — центральная набережная Гаваны.

11

«Тропикана» — ресторан-варьете.

Забастовка

Промчались, коней стегая,жандармы. Задрали килипокинутые трамваи.Камень против винтовки:брусчатка — хлеб забастовки.Глаз лошадиной мордыпод вспышки секущих сабельфотографировал мертвых.Дома зажигали свечи,в надежду свою не веря.И зря письмоносец-ветерстучался в глухие двери. Возле ворот лицейскихв гранатовой портупееничком лежал полицейский.Ночь истекала кровьюпод треуголкой мрака,в черном плаще безмолвья.А площади Барселоныотплясывали сардану [12] ,тасуя свои фронтоны.

Бегство из понедельника

Нынче самая пора сбежать от овощного рационав ленивый воздух,уснувший в листве апельсинного дерева,к старому бочонку во дворе,из которого вместо рома ударил фонтан пальмы.

12

Сардана — народный каталонский танец.