Вестники Осады

Кайм Ник

– И за тобой охотятся, как и за всеми нами, – добавил я.

Безобразная улыбка Тарригаты продемонстрировала его пожелтевшие зубы.

– Да, но ты ведь по-прежнему служишь, не так ли?

– Легион всегда служит, – ответил Везула изменившимся голосом и потянулся к топору на поясе.

Я схватил его руку.

– Стой, брат, – твердо сказал я ему. – Война закончилась.

Он смотрел затуманенным и немигающим взглядом сквозь меня на какое-то недавнее поле битвы

– Калаганн собрал армию в пустошах… – он боролся с моей хваткой и я надавил сильнее, мое старое кольцо Легиона впилось

в его кожу. – Орды Урша падут в этот день!

Несколько людей в толпе обернулись, чтобы посмотреть на происходящее.

– Мясники Сибири сдадутся Императору!

– Уже сдались. Очень давно, – сказал я. – Приди в себя, Вез. Посмотри на меня. Посмотри на меня.

Он повернулся, моргнул и отпустил топор. А я отпустил его.

– Меня опять унесло? – спросил Вез.

Я кивнул.

– Куда в этот раз?

– Урш, сибирская тундра.

Везула опустил глаза, словно прикидывая, что означает в длительной перспективе эта новая потеря рассудка.

– Ты вернулся, брат? – спросил я. – Ты здесь и сейчас?

– Да… да.

Я почувствовал, как за моей спиной расслабился Тарригата, и услышал, как он отключил питание радиационного пистолета, который носил под одеждой. Старик ни разу не стрелял из него, и я задумался, какую дозу смертельной радиации из изношенных силовых катушек он получил. Так или иначе, он не расстанется с оружием. Разошлись последние из зрителей, по-видимому, разочарованные.

Сразу за окраинами арены располагался район трущоб. Он назывался Полосой и протянулся на много миль по территории Внешнего Дворца. Целое скопление разбитых кораблей, промышленных грузовых контейнеров, бронеплит и чего угодно, что падало из затянутого смогом неба. Жилище Тарригаты было самым большим в этом гетто и должно было производить впечатление. Как и его владелец, дом знавал более удачные времена. Старик был королем нищих, стремительно вернувшимся в положение обычного нищего.

– Поднимите его, – сказал Тарригата, имея в виду труп Кабе, – возьмите то, что вам пригодится, и сожгите остальное. Мне не нужны здесь падальщики.

Он повернулся, снова прислушиваясь и принюхиваясь.

– И фрек подери, где Гайрок? Я уже должен почувствовать вонь неочищенного алкоголя.

Снаружи гранитного крыльца под навесом находилась тяжелая деревянная плита. Дерево было редкостью, особенно в Полосе. Тарригата использовал ее в качестве стола для вскрытия. Он говорил, что дерево впитывает кровь, что оно и делало. Плита была покрыта темными пятнами, как пятнистый шпон.

Я с Везулой положил на нее тело Кабе.

– До следующего боя еще несколько часов, – сказал я, вынимая пилы и другие хирургические инструменты из решетчатой стойки, расположенной рядом с плитой. Я вручил одну Везуле и тот начал резать. – Он придет.

– Лучше бы ему прийти, – сказал Тарригата. – Смерть и отсутствие шоу… я разорюсь!

– Разве здесь кто-нибудь из нас заметит разницу? – пробормотал я, глядя, как Тарригата взбирается по ступенькам в свое жилье.

Везула работал. Он уже срезал доспех Кабе, одежду и теперь отбирал органы. Мы были упырями – те, кто остался. Наше продолжающееся существование зависело от смертей и успешного присваивания частей бывших братьев по оружию.

Помимо того, что Тарригата был

нашим господином, он обладал инструментами и знаниями по трансплантации этих органов. По крайней мере, с этой точки зрения отношения были взаимозависимыми.

Размышляя над тем, во что мы все превратились, я посмотрел через рваную прореху в навесе. Желтое облако накрывало грязным покровом все вокруг, но под ним я увидел спиральные ярусы Утробы, от самого надулья до этого низшего уровня. Если Утроба была колодцем, ведущим с верхней Терры, тогда Полоса была миазмами на самом его дне.

Факторумы, очистительные заводы и патронные склады цеплялись за кольца Утробы, подобно болезненным моллюскам, присосавшимся к глотке глубоководного левиафана. Время от времени одно из этих сооружений падало, подбрасывая нам обломки, и таким образом лачуги медленно разрастались, колонизируя впадину, словно гнилостный нарост.

Отсюда Терра выглядела совсем иначе.

– Я все так же грежу о славе, Дан, – сказал Везула. Его голос вернул меня в настоящее. Я испугался, что он снова отключится, но у него были ясные глаза, когда он разделывал Кабе. В бесполезных потрохах находились механические детали и блестящие органы. Работа, даже такая кровавая, помогала ему сосредоточиться.

Он остановился, с лезвия ножа стекала кровь, а руки были по локоть в ней.

– Иногда сложно понять, где я нахожусь – там или в настоящем.

– Понимаю, – сказал я тихо. – Даже слишком хорошо.

Глубоко внутри, я знаю. В своей голове, в своем изъеденном раком нутре, я знаю.

– Я знаю, что старые дни прошли, – сказал Везула. – Дни бури, Единства. То были кровавые времена, времена смерти, войны и завоеваний. Империи склонялись перед Ним, склонялись перед нами… – он замолчал, костяшки пальцев побелели, когда он сжал рукоять пилы, но не делая разрез. – Я скучаю по ним.

– Как и я, Вез. Но мы не те, что прежде. Мы прожили слишком долго. Просто кое-кто из нас слишком упрям, чтобы сдохнуть.

Я взял механические детали старой кибернетики Кабе и начал отмывать их при помощи старого ручного насоса. Жидкость не подходила для питья и раздражала кожу, но отлично подходила для смывания крови. Органы отправились в большую аптекарскую склянку, где хранились в вязком растворе из формальдегида, глютаральдегида и метанола. Этому я научился у Тарригаты.

– Можешь их забрать, – сказал Везула. – С сожжением я справлюсь сам.

Печь находилась за домом Тарригаты. Последнее пристанище Кабе.

Я кивнул, подняв склянку, а затем спросил:

– Ты в себе, брат?

– Да.

– А если уже не вернешься?

Везула взглянул на меня. Он смотрел твердо, но смиренно.

– Тогда даруй мне почетную смерть.

– Почетную смерть, – ответил я и направился к жилью Тарригаты.

Внутри хибары понадобилось немного времени, чтобы привыкнуть к темноте. Она была тесной, а потолок таким низким, что мне пришлось пригнуться. Тарригата был скопидомом. Здесь были полки с механическими деталями от старых гладиаторов и банки с солеными жидкостями, заполненные медленно атрофирующимися органами. Он хранил все, вне зависимости от пользы. Я нашел старика на потрепанном пластековом кресле, с хмурым видом склонившимся над счетным устройством.