Весы змея
Шрифт:
Ульдиссиан не стеснялся выдать себя, хотя некоторые из его обращённых и выразили голосом тому протест. Их страх за него не был необоснованным: помимо облачённых в кожу солдат, которых Мендельн заметил среди новоприбывших, в обозреваемой близости имелись и представители магических кланов. Правда, держались они осторожно, ибо, хотя Мендельн и знал об их присутствии, он не видел ни одного, кто напоминал бы могучего чтеца заклинаний. У них были свои внутренние дела, с которыми они хотели разобраться; Ульдиссиан пока ещё не был проблемой для истощённых хозяев
Но после сегодняшней ночи, подозревал Мендельн, они переоценят свою позицию.
— Ульдиссиан, сын Диомеда, стоит перед тобой с пустыми руками, — ответил брат Мендельна с той же формальной учтивостью.
Старец кивнул:
— Я — Раонет, старший советник Тораджи. Представитель народа… — он сделал паузу — по всей видимости, обратил внимание на множество тёмных лиц среди последователей Ульдиссиана. -- …но, похоже, не всего. В твоих рядах стоит много знакомых мне людей, ассенианец, это удивляет и беспокоит. Мне сказали, что только низшие сословия прислушались к твоим словам и что ты пообещал им богатства тех, кто стоит много выше…
— Я пообещал всем одно и то же, — прервал его речь Ульдиссиан, в его голосе промелькнул лишь намёк на ту ярость, которую, как Мендельн знал, он питал к тем, кто донёс подобные слухи до старшего советника. — Возможность достигнуть того, чем мы должны быть независимо от того, кем родились! Я предлагаю нечто большее, чем даже короли могут достичь, владыка Раонет, и для этого достаточно только слушать! Я предлагаю то, что Триединое — да и Собор — никогда не пожалуют своей пастве… Независимость от их абсолютного владычества!
Раонет снова кивнул. Он сжал губы, и было видно, что он полностью ни одобряет, ни отвергает услышанное.
— За последние ночи Триединое обвинили в тяжких преступлениях, наименьшие из которых слишком гнусны для меня, чтобы говорить о них здесь, ассенианец! В то же время у меня есть доказательства из определённых источников, что ты представляешь опасность для тех, кого мне дано оберегать…
— Ты хочешь больше доказательств, изобличающих преступления Триединого, старший советник? Они лежат в этих развалинах, сбережённые, несмотря на крушение.
Впервые за время разговора владыка Раонет выказал неуверенность. Мендельн тоже был впечатлён. Если он понял брата так, как и остальные, то даже хотя Ульдиссиан и дал храму в конце концов упасть, он всё равно защитил внутренние залы от раздавления тоннами упавшего камня. Ошеломляющее достижение, и небесполезное, как теперь выяснилось.
— Может, это и так, — наконец продолжил Раонет. — Но само по себе это не снимает обвинений с тебя, Ульдиссиан, сын Диомеда.
— Ульдиссиан — не преступник, — раздался голос, судя по всему Ромия.
Что-то вылетело из темноты и понеслось прямо в незащищённый лоб владыки Раонета. Старший советник и глазом не успел моргнуть, как снаряд настиг его…
И замер за миг до того, как пробить его череп.
— Прошу прощения, мой господин, — пробормотал Ульдиссиан, и по голосу было слышно, как сильно он измотан. Импровизированный снаряд — острый кусок
— Во имя… — начал старейшина и закрыл рот. У Мендельна возникли подозрения, что, как и многие другие тораджанцы, он собирался прибегнуть к упоминанию Трёх… Мефиса, Балы и Диалона. Правда, это был всего лишь рефлекс — владыка Раонет не излучал и тени той тьмы, которая исходит от истинныхобращённых Триединого. Он был невинным простофилей, как и остальные…
— Прошу прощения, — повторил Ульдиссиан. Он повернулся к своим последователям. Хотя его взгляд блуждал по всей толпе, его брат не сомневался, что тот, кто использовал свою силу для запуска снаряда, теперь чувствовал, будто внимание Ульдиссиана сосредоточено на нём. — Чтобы больше такого не было. Не в этом суть дара, который у нас есть. Сражаться за правду — да, сражаться за наше право быть теми, кем нам уготовано, — да, но не для нанесения увечий и не для убийства… Иначе мы не лучше Триединого.
Он снова посмотрел на старшего советника, который только теперь отвёл взгляд от пепла. Надо отдать ему должное, минутное изумление владыки Раонета от вида приближающейся смерти вновь уступило место решимости защищать свой город и свой народ.
Ульдиссиан заговорил прежде, чем успел начать собеседник:
— Мы уходим из Тораджи, мой господин. Остаток ночи мы проведём за пределами стен. Завтра мы уйдём. Я пришёл сюда, чтобы попытаться сделать доброе дело, но это доброе дело теперь смешалось с тем, что не нравится ни мне, ни вам. Такого я не хочу… такого я никогда не хотел.
Старший советник слегка наклонил голову:
— Мои силы не властны над тобой, ассенианец. Если ты покинешь Тораджу, не учинив разрушений, больших, чем случились этой ночью… Я только поблагодарю звёзды. Ни один солдат не поднимет оружия на тебя или на тех, кто решил следовать за тобой, если только они сами не захотят держать передо мной ответ. Я больше не допущу кровопролития…
— И ещё одно, владыка Раонет.
Владыка занервничал.
— Триединого здесь больше нет. Если оно опять появится в Торадже, — как бывает с сорняками, — я вернусь.
Снова Раонет поджал губы:
— Если это такое зло, как ты сказал, этот сорняк я сам выдеру с корнем из земли моего города.
Похоже, это удовлетворило брата Мендельна. Ульдиссиан не посмотрел на своих приверженцев. Он просто пошёл на владыку Раонета и они, в свою очередь, пошли следом. Более крупная толпа, которая сопровождала старшего советника, быстро расступилась, сотни глаз с разными эмоциями наблюдали, как обращённые — некоторые из них когда-то были их друзьями, соседями и родственниками — проходят мимо. Тораджанцы в рядах группы Ульдиссиана наблюдали своих местных собратьев с той же напряжённостью, хотя в их случае они излучали решимость вновь обращённых. Никто не собирался говорить им, что они, может быть, сделали неправильный выбор.