Весы змея

Кнаак Ричард Аллен

Но никто не признал за собой заслугу.

Хмурясь, Ульдиссиан склонился над телом. Выстрел был великолепным — как он заметил ранее, работа без сомнения искусного лучника. Малейшая смена направления — и стрела либо прошла бы мимо, либо броня защитила бы тело.

На древке было что-то тёмное. Ульдиссиан оттёр немного. Его брови поползли вверх.

Это была влажная грязь… Влажная грязь, покрывающая большую часть стрелы, словно кто-то перед выстрелом зарывалеё в землю.

Глава пятая

Он

был холодным. Даже в запаренных джунглях он был холодным. По сути, он никогда теперь не был тёплым, за исключением, разве что, случаев, когда оказывался недалеко от них… Или, возможно, от неё. Да, думал он, вероятно, это случалось из-за неё. Разве могло быть иначе?

Это был риск — идти на такое, но в противном случае надзиратель мира мог уйти. Имело ли это значение, его притуплённый ум не мог ответить, но он решил, что проверять не стоит. Стрела в шею — и готово.

Но теперь ему пришлось как можно скорее двигаться прочь от остальных. Он не осмеливался показаться на глаза. Они увидят в нём угрозу… И он был не так уж уверен, что они окажутся неправы.

С луком через плечо он пробирался сквозь густые заросли. Время от времени, когда ему приходилось прислоняться к стволу, он оставлял за собой грязные отпечатки. Грязь была мягкой и влажной. Видно, как он ни пытался очистить свои руки, от всей грязи избавиться не удавалось.

Внезапно он напрягся, поняв, что он не один. Что-то крупное, но гибкое скользило сквозь джунгли, зная о его передвижениях, хотя он и думал, что ступает тихо. Одна рука медленно потянулась к луку…

Черты дикой кошки с двумя длинными, похожими на сабли зубами промелькнули среди листвы. Болотная рысь зарычала.

Но так же быстро рык перешёл в шипение. Зверь отпрянул.

Он опустил руку. Он должен был догадаться, что опасности нет. Как и все животные, кошка могла почувствовать неправильность в нём.

Равно из отвращения к самому себе, как и из нетерпения покончить с этим маленьким фарсом, он сделал шаг по направлению к огромной кошке. Та немедленно отступила на равное расстояние, на ходу брызгая слюной.

— У меня нет… Времени… На тебя… — это были первые слова, которые он произнёс за много дней, и хриплый их звук напугал его так же, как, похоже, и животное. Без дальнейших притворств крупная кошка развернулась и побежала, поджав хвост.

Лучник стоял некоторое время на месте, вникая в реакцию существа. Она только подтвердила его собственные мысли о том, что случится, если кто-нибудь увидит его.

Но он должен былоставаться поблизости. Не только потому, что хотел этого, но и потому, что что-то заставлялоего. Даже теперь побуждение развернуться росло. Ещё немного, и он будет вынужден повернуть назад. Он мог даже посчитать число шагов, но всё равно он знал, что попытается увеличить их хотя бы на один. Того от него требовало врождённое упрямство.

Кошка давно убежала. Отклоняя в сторону крупный лист размером с его голову, он продолжал путь.

За собой, на листе, он оставил

очередной грязный отпечаток.

* * *

Потребовалась немалая часть утра, что разобраться со всеми новыми обращёнными, но, несмотря на данное обещание, Ульдиссиан отказывался уйти прежде, чем каждый поймёт, что такое он пробудил в них. Это не означало, что они смогут овладеть любой силой, но, по крайней мере, это могло послужить им, нависни над их головами опасность… Что, он чувствовал, должно было случиться довольно скоро. К счастью, остальные сторонники, особенно партанцы, — у которых была возможность практиковаться дольше, — постоянно пытались вдохновить своих тораджанских собратьев.

По словам Лилит, они становились «нефалемами», но это слово не только оставляло горький вкус на губах Ульдиссиана, но также и не подходило… Во всяком случае, в том плане, в котором был заинтересован он. От тораджанцев он услышал новое название, древнее, так что оно было даже похоже на первое.

«Эдиремы». Это означало «тот, кто узрел», и, по мнению Ульдиссиана, это описание идеально подходило ему и остальным. Он уже использовал его в это самое утро и убедился, как легко оно сходит с языка. Уже многие использовали этот термин вместо старого…

Они покинули окрестности города, как только он закончил. Хотя солнце было высоко в небе, казалось, что сейчас чуть ли не сумерки. Листва была такой густой, что лучи изредка проглядывали сквозь неё. Это было не совсем нежелательно, потому что в джунглях и без того было душно. Тораджанцы так сильно против этого не возражали, а вот большая часть ассенианцев — в том числе Ульдиссиан — уже были покрыты потом.

Единственным очевидным исключением был, конечно же, Мендельн. Он путешествовал по джунглям как будто даже с большим удобством, чем местные. С его-то тёмным одеянием брат Ульдиссиана должен был погибать от потливого жара, но ни одна капля не образовалась на невозмутимом лице Мендельна.

Взгляд Ульдиссиана метнулся к Серентии. Она, как и он, страдала от жары, пусть и не так сильно. Он присмотрелся к ней, в первый раз видя, какой красивой она была девушкой, — не просто подругой, к которой он всегда относился, как к сестре. Как теперь он завидовал месту Ахилия в её сердце, месту, которым он владел когда-то, но которым пренебрёг. Любую мысль о том, чтобы поухаживать за Серентией, он пресекал; он всё ещё чувствовал за собой непосредственную вину в ужасной кончине лучника.

Серентия остановилась, чтобы отпить из своего водяного меха, но, когда она поднесла горлышко к губам, её хватка ослабла. Мех выпал, его содержимое разлилось по земле.

Он потянулся за своим:

— Можешь попить из этого.

Поднимая мех, Серентия покачала головой:

— Оставь себе. Мы совсем недавно миновали ручей… И, кроме того, я смогу свои личные дела поделать.

— Кто-то должен пойти с…

Она наградила его благодарной улыбкой:

— Да всё со мной будет в порядке. Ты, наверное, почти всё время будешь видеть мою макушку.