Ветер над берегом: Вторая книга стихов
Шрифт:
8.1997
Два капитана
У древних даже статуя гордится
На фоне неподвижного сверканья
Живых огней на крыше мирозданья,
Какое нам, бескрылым, не приснится.
Зато какая глыба совершенства!
Гармония во всём и завершённость —
Всё то, что воспитует утончённость,
Тем паче верховодство и главенство.
И никаких открытий – всё известно!
К примеру, Одиссей: как ни скитался,
Но всё-таки повсюду оставался
В родной Итаке – вот что интересно!
Но где же тот, которого Европа
На поиски Эдема посылала?
И что там за скульптура у причала
Стоит над морем, словно Пенелопа,
И держит факел? Очень статуарно
Горит огонь – надежду воспитует!
Летит Эол, но паруса не чует,
И корабли плывут высокопарно.
8.1997
Гравюра
Судьба –
Вдруг явится воочию, ломая
Пределы все и контуры дробя
Вокруг себя, все цепи разрывая.
Патетика! И свет из темноты,
И рокот волн, и натиск небосклона…
На фоне путеводной высоты
Видение красавца-галеона!
И капитан, и зодчий на борту.
Подняты паруса и вьются флаги.
Плывёт корабль! И режет черноту.
Старинная гравюра на бумаге.
Вверху, вдоль носа, надпись: «Христофор».
Бежит матрос по лестнице отвесной.
Всё рассчитал, всё выполнил гравёр —
Всё выдумал художник неизвестный.
8.1997
Петербург
Что я скажу, как увижу тебя
С низкого берега в хмурое лето,
В сердце вобравшему все лагеря
И заплатившему щедро за это.
Да и возможно ли выстроить мне
Строчки, как улицы для листопада,
Самой осенней в России листве
В клетку одетого Летнего сада.
Но я хочу повторить этот вздор —
До помешательства светлое небо
Ночи беззвёздной и белый убор
На голове неодетого Феба,
Вспомнить внезапно, как дождь моросил
И нависала громада собора,
И позабыть, что я вновь посетил
Место расстрела и ночь приговора.
8.1997
Август
Размытые дороги. Мелкий дождь
Уже неделю льёт неперестанно,
И августа редеющая дрожь
Шумит густой листвою покаянно.
Склонилось лето к прозе. И стихи,
Как водится в деревне в эту пору,
Полны тоски. И тёмные верхи
Всей тяжестью прикованы к Собору,
Как волны к кораблю. Огромный крест
Повис как якорь Господа в потоке
Всё ниже грозовеющих небес.
Пейзаж непроходимый, но глубокий
В картине план. Библейский колорит
Из плотных, вязких пятен, как из теста.
И кажется, что дождик моросит
Для обобщенья времени и места.
Спасское -8.1997
Осенний пейзаж с одиноким путником
Эта яркая осень всё та же,
Тот же лес на вершинах земли.
Одинокий прохожий в пейзаже
Оглянулся и замер вдали —
И увидел высокое небо,
Белый Храм с облаками в окне,
Словно сроду на Родине не был —
Всё гулял, как в чужой стороне,
И внезапно вдруг вспомнил о Боге
В тишине золотых осенин.
И ушёл по размытой дороге
Этот странный прохожий один.
Деревенька мерцала огнями,
Словно вслед говорила тайком:
Заблудившийся ангел над нами
Прошумел озорным ветерком…
Спасское -9.1997
Фантом
Без флага, без цели и славы —
Один на Аркольском мосту —
Любимец Победы безглавой
Мечтами объял пустоту.
Не пропасть под ним, а канава.
Не звёзды над ним, а чердак.
И носится ветер лукавый,
И рвёт над безумцем колпак.
10.1997
Осенняя луна
С красивой ведьмою, смеющейся игриво,
Глазастою сентябрьскою ночью
Лукавый разговор вести неторопливо
И в плащаницу кутаться паучью,
А утром разбирать, разглядывать подробно
Резной пейзаж в растительном багете,
Как сеть плетёт паук – легко и расторопно,
И кружится колдунья в бабьем лете.
И говорить о том с любым случайным встречным,
И лгать красиво всем, по новой моде,
О чарах колдовских, и путаною речью
Придумать что-то заговора вроде.
Проворным будь, паук! И звонче пой, колдунья!
Раз в дебрях сентября другому места нет.
Какая мгла кругом! И жаль, что не колдун я, —
Осеннюю луну не вижу на просвет…
9.1997
Накануне
Итак, не будем спать…
апостол Павел
Горит луна в осенних листьях клёна,
И полночь тяжелеет
Душа поёт – вполне определённо,
И мысли все как будто накануне
Чего-нибудь такого… Я не горец
И света по ночам не жгу напрасно —
Под лампой государственных бессонниц
Себя увидеть было бы ужасно.
И не пророки – только очевидцы,
Мы угадать грядущего не можем.
Прокуренные строчки на страницы
Ложатся, как мечты о невозможном.
В конце такого века плохо спится,
И надо быть и трезвым, и серьёзным —
Должно вот-вот великое свершиться:
Мошенничество будет грандиозным!
10.1997
Из летописи монашеского ордена
…тогда и наступили времена —
странствующих женщин и падших рыцарей.
8.1996
Сад
Сад памяти бродячего поэта.
Художник, испытующий модели
Портретами, но всё-таки не это
Им грезится в саду в конце недели.
В ларьках дают шампанское в придачу
К изысканному гамбургскому хлебу.
И нищий, испытующий удачу,
Всё клонит ближе к долу, а не к небу.
И рядом с ним нескромный стихотворец
Торгует вдохновеньем беззаконно,
Красивых и взыскательных поклонниц
Испытывая тихо, но резонно.
И после утончённого катрена
Он извлекает зеркало из книги,
И девушки глядят попеременно
В самих себя и в чёрные квадриги.
И сад уже заполнен до предела
Героями, гетерами, рабами…
К художнику красавица присела,
Испытывая мастера ногами.
И он рисует голые колени
Карандашом проворным, словно бритва.
Какие-то ахейцы по Елене
Заводят страсти, значит, скоро битва.
Всё связано искусством светотени.
Подобраны и смешаны все краски.
Последний штрих – и вниз бегут ступени,
Но прочее не требует огласки.
6.1997
Почти элегия
Снова я здесь – над рекою.
Утки, как раньше, плывут.
Здесь – мы гуляли с тобою.
Были невинными – тут.
Но понесли ретивые!
Ты устоять не смогла.
Здесь я увидел впервые —
В чём тебя мать родила.
8.1996
Детские рисунки
Посмотрим рисунки. Вот первый.
Звезда над ночным городком.
Мальчишка – влюблённый, наверно,
Стоит под высоким окном.
Он образы строит наивно.
И надо же! Верит и ждёт…
А в небе летит примитивно
Большой-пребольшой вертолёт.
А вот из другого шедевра.
Над городом ангел парит,
И доблестный рыцарь дон Педро
Под светлым окошком стоит.
Поёт до утра серенады.
И надо же! Верит и ждёт…
Покуда его из засады
Другой кавалер не убьёт.
За этой – другая картина.
Оранжевый падает лист.
Стоит под окошком детина —
Известный поэт-скандалист.
Он камень за пазухой держит…
И надо же! Верит и ждёт…
Стихи о разбитой надежде
В подарок любимой несёт.
Рисунок последний. Астральный.
Под лампой колеблется свет.
Стоят под дождём натуральным —
Мальчишка, дон Педро, поэт.
Не знаю – в котором столетье
И где проживает она,
Но счастливы олухи эти,
Пока не открыли окна.
2000
Композиция
Зима. Медведь в саду казённом,
Как будто комик цирковой,
Глядит на женщину влюблённо,
С последней, то есть, простотой.
И кто ему такое право
Давал – на женщину смотреть?!
Но лепит! Лепит снег лукавый
Скульптуру «Маша и медведь».
10.1997
Диктатор
Молодой чернокнижник и бражник,
Так себе – у луны постоялец,
Он и с первыми держится важно
И на сильных кричит, оборванец.
Да и судит, гордец, понаслышке.
Не на крыльях летает, а в ступе.
И куда ни придёт – всюду лишний,
И своих же чурается, глупый.
Переделать его – записать бы!
Да по новой, по свежему грунту,
Снарядить и отправить на свадьбу —
Натравить на военную хунту…
Вот тогда бы герой, не гуляка,
Снизошёл до своей благоверной.
Долгожданным бы стал забияка.
И прильнула бы нежно, наверно.
Да не выйдет! Что ухарь, что ветер —
Фрагментарные пользуют страсти.
Оттого и один он на свете,
Что никак не уйдёт от напасти
Недослушанья лучшего или
Двойнику потаканья, что с роду
Пиночетит его, словно Чили,
И воротит у зеркала морду.