Ветер надежды
Шрифт:
– - А ярость вам надо бессильную или закипающую?
– - Ярость должна быть жгучей. Гм... Товарищ Попов! К нам сюда подойдите! Грим вам нужно заменить, это ведь вам не 'Гаврош'. У испанского капитана должно быть усталое обветренное лицо с аккуратными черными усами.
– - Товарищ режиссер! Там по сценарию фразы по-испански...
– - Успеется, Василий Константинович. Итак, товарищи... Ваша сцена одна из центровых. Расстрелянная с воздуха колонна беженцев и ваша сцена будет как раз перед началом главных воздушных сцен. Так вот, передавая детей в руки испанского капитана, которого
– - Ясно, товарищ режиссер.
– - Пошли репетировать, русо камарадос.
– - Жарко тут, спасу нет, хефе комэск.
– - Точно Николай. Прямо как в Испании. Может, пойдем, сначала воды хлебнем.
– - Пошли.
– - А по сценарию можно вопрос, товарищ Гольдштейн?
– - Что там у вас, Василий Константинович?
– - Ну, эта сцена с детьми. Вот в этой реплике глядите...
– - Угу. Ну и что? Чем вас эта фраза не устраивает?! Здесь все правильно написано, идите и учите, товарищ Новиков. Ирочка! Где у нас Коля Сморчков?!
– - Сейчас-сейчас! Коля! Коленька веди своих юных амиго к товарищу режиссеру...
Процесс работы киностудии, несмотря на внешнюю прерывистость, не прекращался. В монтажной уже отснятые в Азии и на Украине километры пленки, склеивали 'на живую нитку' со свежепроявленными новыми эпизодами. А на площадке изображающей аэродром еще продолжался съемочный день. Часть актеров, уже отработавших сегодня свои эпизоды, уехала в город. Некоторые из них возвращались к спектаклям и репетициям в московских театрах. Приезжие из других городов отрабатывали свои роли, и возвращались домой на выходные. Остальные продолжали жить в рваном ритме своей нервной работы. Работы, которая лишь из удобных кресел кинозала кажется легкой и необременительной...
***
По слабо освещенной лучами фонарей дорожке шли две затянутые в комбинезон фигуры. По левую сторону от них зловещими бликами полуразбитых стекол кабины отсвечивали скелеты 'постояльцев' авиационного кладбища. Лежащий отдельно от крыльев фюзеляж напоминал серебристое акулье тело, выброшенное на берег прибоем.
– - Сабиха-ханум вы извините меня за то, что я там, в воздухе, пел. Это все эмоции...
– - Вам не за что извиняться Адам-джан. Капитан Розанов сказал, что там не было ничего оскорбительного. И я действительно узнала сегодня много важного и нового. Если бы не ваш вызов, то я, пожалуй, не оценила бы и всех достоинств этого истребителя.
– - Одно из его достоинств вам наверняка вскоре покажут на полигоне. Мотор-пушка того стоит. Жаль я сам не смогу ее попробовать.
– - Если хотите я попрошу за вас...
– - Благодарю вас. Я и так уже бесцеремонно потратил ваше время и терпение.
– - Ваша бесцеремонность мне только помогла. И вы,
– - На самом деле, Сабиха-ханум, мне просто хотелось обсудить с вами авиационные перспективы турецких ВВС. Но пришлось держать слово о состязании в полную силу...
– - Не скромничайте. Я убедилась, что вы действительно мастер пилотажа. Глядя снизу на ваши учебные бои против трех пилотов вашей группы и двух испытателей, я, кажется, начала понимать, почему вы побеждаете.
– - И почему же?
– - Вы все время готовы уйти в маневр. Мне даже показалось, что на каждое действие противника у вас есть несколько вариантов, и чаще всего вы выбираете самый трудный...
– - Со стороны виднее. Сабиха-ханум, а вы после Франции сразу вернетесь на родину?
– - Нет, нашу делегацию ждут в Берлине. Обещали показать истребитель 'Хейнкель'.
'Это значит, что поглядев на французские 'Мораны', турки через пару недель будут изучать 'Хейнкили-112'. Угу. 'Мессеры' им 'фрицы' точно не продадут, бо самим не хватает. Кстати на 112-х вроде бы летали венгры и румыны, а вот про турков я что-то не помню. Наверное, не стали они их брать из-за дороговизны. И что из этого следует? А следует, то, что в Германии они вряд ли что-то купят. Но с местной воздушной элитой она может и пообщаться. А, значит, имеет смысл отправить с ней 'живой привет' Герману и его партайгеноссе...'.
– - А что вы думаете о Польше?
– - Гм. Я была у вас в Варшаве в начале лета. Наша делегация тогда вела переговоры о покупке пятнадцати бомбардировщиков конструктора Иржи Добровски ПЗЛ П-37 'Лощь'. Увы. В тот раз полетать на нем мне не дали. Но внешне и по устройству кабины машина понравилась. Вы об этом?
– - Нет. Меня интересует вероятность войны.
– - Наши страны слишком далеко друг от друга. Вы ведь сами сказали перед нашей схваткой.
– - Перед вылетом я говорил об Америке, а сейчас спрашиваю о Польше. Если мою родную Польшу втянут в войну, то я бы очень не хотел, чтобы против нас и за агрессора летали еще и турецкие пилоты.
– - Ах, вот вы о чем. Это вряд ли. Вы зря беспокоитесь. Между Турцией и Польшей много других границ. Да и наши торговые связи достаточно сильны.
– - Однако эти границы существуют лишь до тех пор, пока обе страны не примкнули к враждебным друг другу военным союзам.
– - Давайте на чистоту. Что вы от меня хотите?!
– - На чистоту? Если будете в Германии, прошу переговорить с офицерами Люфтваффе, и постараться убедить их не бомбить жилые кварталы и колонны беженцев. Знаю, что это не ваш уровень обсуждения, но вдруг вам удастся стать соломинкой сломавшей спину 'верблюду войны'...
– - Какое вам самому до этого дело?
– - Видите ли, Сабиха-ханум. Я поляк, и случись война на родине моей матери, в стороне от этой войны я точно не останусь. И если я достоверно узнаю, что вражеские самолеты нарочно убивали мирное население, то с этого момента в каждом вылете я начну охотиться не только за вражескими моторами и бензобаками, но и за экипажами. Даже если они будут спускаться с парашютом.