Ветер не лжет
Шрифт:
Ни сомнения, ни досады, ни боли в голосе:
— Спрашиваю, иб-Барахья.
— Да будет так, — сказала она, и Иллеару Шестому (Кровавому Садовнику… давно уже никто не осмеливался так его называть!) почудилось, что в голосе ее звучит то ли облегчение, то ли обреченность. — Да будет так, — повторила она. — Я, Иллэйса иб-Барахья, Уста небес, принимаю твою просьбу и клянусь дать нелживый ответ, каким бы он ни был. Руку!
И когда Иллеар Шестой («Кровавый!..») протянул ей руку, Иллэйса иб-Барахья шагнула вперед и пожала ее своей узкой, но неожиданно сильной ладошкой. Так они замерли на миг. Нарочно или нет, но провидица подошла слишком
Потом Иллеар так и не смог вспомнить, кто же первым отступил, кто первым разорвал это рукопожатие.
— Иди, шулдар, — сказала иб-Барахья, не глядя ему в глаза. Но твердо. — Что до цены — когда настанет время, я приду за ней.
Иллеар поклонился, чувствуя, как бьется где-то под горлом взбунтовавшееся сердце, как перехватывает дыхание и стучит в висках кровь.
Такого не случалось с ним давно, очень давно. Он уже и забыл, как это бывает.
«Бывает, бывает… Но не со всяким. Иному не повезет. А иной и пройдет мимо, не заметит…»
Он заставил себя выпрямиться и вышел прочь. Не оглядываясь, ступая размеренно и не спеша.
Хотя знал, что иб-Барахья смотрит ему вслед.
Покинув залу, Иллеар и мастер битв отправились на первый этаж, в гостевые покои. Какое-то время ал-Леад молчал, потом решился.
— Государь… Государь, все переменилось. Мы не знаем, какую цену она запросит. И… я ошибался, мой шулдар. Она очень опасна, эта иб-Барахья. Нам не следовало сюда ехать.
— Мы уже здесь, — не оборачиваясь, проронил Иллеар, — твой сын ранен, а я задал вопрос. И заплачу цену, которую она запросит.
— Любую?
— Договор заключен, доблестный ал-Леад. И слово шулдара по-прежнему что-то да значит. Даже здесь. И если это так — а это так! — тогда о чем мы говорим?
Мастер битв покачал головой, как будто сам не верил, что осмеливается перечить шулдару:
— Слишком многое зависит от слов одной-единственной женщины, государь. Когда мы отправлялись сюда, все было по-другому. Другой вопрос, другие намеренья. Нам требовалось подтверждение, дабы вдохновить воинов. А теперь…
— Ты ведь понимаешь, что, если она не лжет, сегодня она спасла жизни многих воинов. Может, и твою… и мою.
— Это так. Но сердцем чую: она ведет собственную игру.
— «Иб-Барахья не способна лгать». Твои слова.
— Правда бывает разной, государь. Заметили ли вы, что в зале, за одной из занавесей, скрывался кто-то еще?
Иллеар, конечно, не заметил. И мастер битв это знал.
— Наверное, охранники, доблестный ал-Леад. Или одна из «сестер». Да и что, в сущности, меня…
Он прервался,
— К иб-Барахье сейчас нельзя! У нее паломники!
— Послушай, милая, когда я говорю «важно», это действительно важно. В первую очередь — для иб-Барахьи, веришь ты мне или нет.
— Но…
— Обещаю, она не накажет тебя за наше вторжение. Или ты не веришь слову Ламбэри Безжалостной?
Иллеар едва успел обменяться с мастером битв понимающими взглядами, когда женщины наконец заметили «паломников». Их действительно было четверо: служанка и трое облаченных в доспехи, поджарых и решительных воительниц. Судя по запыленным одеждам, гостьи только что прибыли в оазис. И сразу, стало быть, возжелали встретиться с иб-Барахьей.
Иллеар не видел в том ничего удивительного. Йор-падды, к коим, безусловно, принадлежали все трое, были славны в «диком» Тайнангине крутым нравом, невероятной воинской выучкой и умением изничтожать джиэммонов, быстро и беспощадно. Впрочем, не только джиэммонов — любых своих врагов, кем бы те ни были.
И если уж йор-падды желают срочно видеть иб-Барахью, значит, дело и впрямь не терпит отлагательств.
«Не помешает ли ей это искать ответ?» Иллеар внимательнее присмотрелся ко всем троим, как будто мог так узнать, зачем им понадобилась иб-Барахья.
Старшая йор-падда шла впереди и не слушала лепета сестры. Лицо воительницы перечеркивал волнистый багровый шрам, из-за чего казалось, что она улыбается. Но достаточно было заглянуть ей в глаза — черные, бездонные, как высохшие колодцы на границе Мертвых Песков, — чтобы понять свою ошибку. Иллеар не сомневался: эта женщина убивала, и не раз. И не только джиэммонов да разбойников.
К счастью служанки, та спорила не с «улыбчивой», но с двумя другими, что выглядели помоложе и не так пугающе. Выглядели. Но Иллеар-то знал, кто такая Ламбэри Безжалостная. И если бы случай свел их на поле боя, шулдар предпочел бы скрестить клинки со шрамоносной, а не с этой вот, чей голос вкрадчив и мягок, чьи движения плавны, а взгляд напоминает взгляд барханного кота. Ламбэри Безжалостная верховодит своим отрядом всего-то лет пять, но слава ее докатилась до стен Бахрайда и Айд-Кахирры, ее именем матери пугают непослушных детишек, а новобранцы, которым выпало служить на Восточной Стене, в полуночных жарких снах мечтают о ее объятиях.
Иллеар встречался с Ламбэри лишь однажды, года четыре назад, — к обоюдному, помнится, удовольствию.
Третью йор-падду он смутно помнил: тогда она была моложе и держалась точно так же в тени. И татуировка на ее налысо обритой голове была такая же: узор из переливчатых чешуек. Много позже — и случайно — шулдар узнал, какую роль играла эта третья.
Итак, одна из самых знаменитых воительниц «дикого» Тайнангина в сопровождении телохранительницы и чующей желает немедленно видеть иб-Барахью.
Зачем бы это?
— Ваше Могущество. — Ламбэри, разумеется, узнала его.
Тем более странно, что после краткого приветствия йор-падда проходит мимо. Молча. Чуть сузив глаза и опустив ладонь на рукоять сабли. Чующая («Ее звали Змейка», — вспоминает вдруг Иллеар) ведет себя ровно так же.
И обе одаривают шулдара с мастером битв внимательными взглядами.
«Она хочет говорить с провидицей обо мне», — догадывается Иллеар.
* * *
— Один из них носит в себе джиэммона! Вот так вот.