Ветер отчаянных надежд
Шрифт:
Это Бакинский виноват в самом кошмарном и позорном происшествии в моей жизни. И плевать, что там за история была на самом деле. Он не имел права так поступать. Просто не имел!
И теперь, вдали от своего нового босса, я трезвею. Умом я понимаю, как нужно поступить. Первым делом расставлю все точки над Ё. Я не должна была позволять ему делать то, что он делал – снова влезать в мою жизнь и жизнь моего ребёнка. Я должна была его остановить.
Поэтому в понедельник я прихожу в офис в полном боевом настрое. Да только Бакинский не появляется в этот день. Как
Я уже расслабляюсь, решив, что и его поездка, в которой Бакинский просил его сопровождать, откладывается. Но неожиданно под конец второй недели он появляется в офисе и моей жизни.
16. Полина
Я бросаю взгляд на часы в ожидании конца рабочего дня. Пятница не настраивает на нужные процессы, тем более, когда непосредственного начальника нет на месте. И, как на зло, Николай Петрович врывается в кабинет безумным вихрем за полтора часа до того времени, когда я официально могу отправиться за сыном.
– Добрый день, Полина. – говорит он мне и внимательно смотрит в мои глаза. – Всё хорошо? Сделайте мне, пожалуйста, чай.
– Здравствуйте, Николай Петрович. Всё как всегда. Проблем в офисе не было. – рапортую я. – Сейчас заварю.
Конечно, я сразу обращаю внимание на его измотанный вид. За эти почти две недели, что я его не видела, количество морщин вокруг глаз увеличилось, как и количество седых волос.
Я завариваю зелёный чай в соответствии с его требованиями и захожу без стука в его кабинет. Бакинский сидит, откинувшись на спинку стула, его глаза закрыты, а руки безвольно повисли вдоль подлокотников.
Ставлю перед ним поднос и не решаюсь подать звук. Он сейчас такой… болезненный. Ранимый. Беззащитный. Ни следа от жёсткого властного бизнесмена не осталось.
– Как ваш сын, Полина? – внезапно спрашивает Бакинский.
– А ваш? – помимо моей воли вырывается изо рта.
Николай Петрович распахивает глаза и пытливо смотрит на меня. Мне не по себе от его взгляда. Дрожь пробирает тело. Вдоль позвоночника пробегает холодок. И я тороплюсь оправдаться:
– Лёшка сказал, почему вы так спешно уехали. Я просто проявила вежливость, не хотела влезать не в своё дело…
– Всё в порядке, вам не за что отчитываться передо мной. Моему сыну гораздо лучше, спасибо, что поинтересовались.
– А вы..? Как..? – запнувшись, спрашиваю у мужчины, и он удивлённо вскидывает брови.
– Устал, как чёрт, – в меня летит дерзкая усмешка. – И я потерял столько времени…
– Работа никуда не уйдёт, Николай Петрович, – беспечно отзываюсь я. – Семья всегда важнее.
– Да, вы правы. – серьёзно кивает он. – Так как, вы говорите, дела у моего юного друга?
Неожиданно для самой себя я рассказываю о последних событиях в жизни своего сына. Рассказываю об успехах в секции по футболу, об уроках английского языка в саду, о театральной
– Здорово, когда столько разных занятий у ребёнка! – хвалит Бакинский. – А когда показ?
– Спектакль через пару месяцев, а вот игра в следующую среду. Хотела спросить, могу ли я отлучиться на несколько часов?
– Конечно. – усмехается он. – А если возьмёте меня с собой, то беру на себя подарок и празднество для чемпиона.
– Я не хотела бы отвлекать вас от работы, – я отвожу взгляд в сторону. – Не думаю, что это будет удобно.
– Полина, – слышу усталость в его голосе. – Я правда хочу сходить на игру. Мне просто необходимо отвлечься от того, что происходит в моей жизни. Пожалуйста.
Я уверена, что пожалею об этом тысячу раз, но… во мне зудит голос совести. Во. Мне. Зудит. Понимаете? Из-за того, что я вру ему, скрываю происхождение собственного сына. Просто идиотка!
– Уверена, он будет счастлив, – киваю я мужчине, и он улыбается.
– Я тоже, Полина!
Как-то незаметно мы переключаемся на обсуждение рабочих тем, сверяем расписание. Я не успеваю заметить, что время переваливает за восемнадцать тридцать.
– Я прошу прощения, сад закрывается менее, чем через полчаса. Я должна бежать. – говорю я начальнику.
– Я вас подвезу, – он не спрашивает.
– Мне не удобно обременять вас, Николай Петрович.
– Полина, я настаиваю.
У меня нет времени спорить. Я быстро переобуваю туфли, бросаю со стола всё необходимое в сумку и неуверенно смотрю на Бакинского.
– Готовы? – улыбается он.
– Да, идёмте.
Я переживаю, что задерживаюсь. Такое впервые. Знаю, что сына не бросят одного, но всё же я рада, что Бакинский вызвался подвезти меня.
Мы заходим в лифт, и я нажимаю на кнопку первого этажа. Мне кажется, что двери лифта притормаживают, прежде чем закрыться перед моим лицом, но списываю это на нервы. А зря.
Очень-очень зря.
Потому что стоит только лифту неспешно тронуться, как свет дрожит, а потом и вовсе гаснет. Лифт замирает где-то между этажами.
– Чёрт! – рычу я и подсвечиваю кнопки телефоном.
Нажимаю на кнопку экстренной связи, но оттуда не раздаётся ни звука.
– Чёрт! – снова рычу я.
– Полина, я уверен, что скоро нас достанут, – успокаивает Бакинский.
– Сад работает до семи, – шепчу я. – Лёшка испугается, если я не приду к закрытию.
– Позвоните воспитателю, – предлагает он, и я в надежде смотрю на экран.
– Сигнала нет, не ловит, – я готова разрыдаться от отчаяния.
Мужчина изучает свой телефон.
– У меня тоже, к сожалению, – качает он головой.
Сдвигает меня в сторону, рассматривает кнопки, нажимает на них. Безрезультатно. А потом он стучит по металлическим дверям в надежде, что кто-нибудь услышит и вызовет помощь, но происходит нечто ужасное.
Лифт, дрогнув, падает вниз, и я закрываю глаза от слепящего ужаса и с силой вжимаюсь в тело мужчины.
Я не хочу умирать. Не готова. Мой сын не может остаться один.