Ветер перемен
Шрифт:
— Совет и правда весьма авторитетный. Сплошь громкие имена, — согласился Царев и нехотя объяснил: — Но среди них много моих личных врагов.
— Успел нажить, когда заседал в парткоме? — вопросительно взглянул на него Наумов. — Наверно, был слишком крут и принципиален?
— Требовал, конечно, что тогда было положено. Но врагов нажил не поэтому. В нашем совете много евреев. Известные ученые. А меня считают антисемитом.
Артём Сергеевич удивленно воззрился на старого друга.
— Вот так раз! Почему? Много лет тебя знаю, а такого даже предположить не мог.
— Никого из
— В этом ничего плохого нет, если ты, конечно, не проявлял шовинизма. Но почему же тогда на тебя ополчились евреи? Разве в вашем совете их большинство?
— Конечно, нет. Но и русские не в большинстве. Наш совет, как и вся Россия, многонационален. Наверно, — понурился Царев, — мне придется поменять место работы.
— А вот этого делать нельзя! — замотал головой Артём Сергеевич. — Уйдешь, и тогда уж к тебе точно приклеят ярлык. И всюду у тебя будут враги, ибо Россия, как ты верно отметил, многонациональна. — Он на миг задумался и мягко добавил: — Ты лучше рассей сомнения коллег на свой счет! Каждому присущи национальные пристрастия, и я верю, что ты никогда никого не оскорбил. Только не обижайся на членов совета, и они тебя амнистируют!
— Пожалуй, ты прав. Постараюсь наладить с ними отношения, — смущенно согласился Царев. — Но в отношении близких к Ельцину профессоров-горлопанов ты все же ошибаешься, — вернулся он к теме, не затрагивающей его самолюбие. — Ну сам посуди, какие они демократы? Просто хитрецы, использующие конъюнктуру для своей пользы. Раньше из кожи вон лезли, прислуживая КПСС, а теперь с той же прытью кинулись в другую сторону.
Его доводы породили у Артёма Сергеевича сомнения в том, что прекрасные мысли и предложения, которые представители новой демократической волны высказывали в прессе, на митингах и по телевидению, будут ими претворены в жизнь. И все же он решил не поддаваться унынию: душа жаждала перемен.
Положительной стороной разгрома КПСС и КГБ явилось то, что ощутимо повеяло ветерком свободы. Так сняли ограничения на выезд из страны, и потоки эмигрантов, в большинстве евреев, осадили посольства США, Германии и Израиля. Но главное — было покончено с обязательным прохождением парткомиссий, волокитой в КГБ, и получить загранпаспорта стало намного легче. Это стимулировало деловые поездки за рубеж, не говоря уже о туризме.
Давняя мечта Артёма Сергеевича и его жены повидать Париж стала вполне реальной. Правда, у них и раньше был шанс побывать в самой притягательной из мировых столиц, сделавшейся прибежищем русской эмиграции. Уезжая туда на пять лет, Аня обещала им прислать приглашение. Но то ли забыла, то ли муж был против, однако в гости они их так и не пригласили. А в последний год у Наумова с дочерью произошел окончательный разрыв.
Артём Сергеевич уже давно был внутренне подготовлен к этому тяжелому шагу, хотя и старался его избежать, памятуя, что худой мир лучше доброй ссоры. Начиная с первой свадьбы, где Аня прилюдно отреклась от родного отца, в его душу запала глубокая обида на дочь, и с годами она не
Искрой, вызвавшей взрыв, как ни странно, явился единственный подарок Ани, который она сделала отцу за все годы, что была за границей. После посещения Артёмом Сергеевичем их дачи, когда он привез внуку трехколесный велосипед, а ее не застал, дочь приехала к нему домой, чтобы поговорить о том, о чем там не успели.
— Встречайте добренького Санта-Клауса, — весело сказала она еще в дверях, протягивая ему объемистый пакет. — Это тебе, отче! Не очень я была щедра на подарки, но зато этот — шикарный. Он все окупает. Настоящий «Адидас»!
Варя, как всегда, позаботилась об угощении. Когда уселись за стол, редкая у них гостья предложила:
— Папуля! Может, сначала наденешь мой подарок? Ты еще не старый и подтянутый, как спортсмен. Тебе пойдет спортивный костюм известной фирмы. Мало кто здесь, — подчеркнула она с важным видом, — имеет такой же. Это — последняя мода!
Если бы Артём Сергеевич послушал дочь, то скорее всего они бы сразу же и поссорились. Но ему не захотелось идти переодеваться, когда уже сидели за столом, и он мягко возразил:
— У нас еще будет время. Приятно, что на сей раз обо мне не забыла. Все мы любим подарки, — добавил он, мысленно упрекнув Аню за то, что не привезла хоть какой-нибудь пустячок для Вари, но вслух этого не высказал.
Они так редко виделись, что отчитывать дочь за адюльтер и наставлять в семейных делах, о чем просила Надежда, Артём Сергеевич не стал. Завел разговор о парижской жизни, надеясь, что она сама откроет причину разлада с мужем. Но Аня не захотела касаться этой темы, и он вынужден был спросить:
— Что это за история с изменой Вадиму, о которой сказала мне твоя мать? Не скрывай от нас, дочка! Мы ведь тебе не чужие.
— Не знаю, чего она подняла такой звон, — ушла от откровенного разговора Аня. — Уж нельзя мне завести приятеля. Представляешь, папуля? Его вызвали в КГБ и пригрозили, что, если будет со мной встречаться, станет невыездным!
Артём Сергеевич, конечно, не признался в том, что вняли его совету, но счел нужным высказать на сей счет принципиальное мнение.
— Конечно, не мое это дело вмешиваться в вашу семейную жизнь. Только ты сама можешь решать, устраивает ли тебя муж. Но я против обмана и грязи в семейной жизни! Я тогда встретил на дороге твоего приятеля. Это ведь его «Волга» застряла в кювете? И у меня не осталось сомнений в характере ваших отношений.
— Так мне что же третий раз выходить замуж? — вспыхнула Аня. — Тем более что все говорят, что он — темный делец.
— А что, лучше жить с нелюбимым мужем? — неодобрительно глянул на дочь Артём Сергеевич. — Сейчас отношение к коммерсантам меняется.
— Но Вадима прочат послом в Чехословакию. Мама считает, что он далеко пойдет, — опустив глаза, сказала Аня. — И ребенку нужен отец.
— Да разве я за то, чтобы ты бросила мужа? — рассердился Артём Сергеевич. — Но нельзя жить с ним и наставлять ему рога. Это подло! — Чувствуя, что разговор не получился, он встал из-за стола: — Ладно, живи, как знаешь. Пожалуй, пойду примерю твой подарок.