Ветер перемен
Шрифт:
– Добей, добей, добей.
Хорошо хоть, что «не убей». А то точно «зеленые» ничем бы не отличались от диких животных.
Итак, с боем надо было кончать, а то мне уже порядком поднадоела вся эта канитель. Я подошел к Виктору, совершенно не опасаясь, что он может мне что–либо сделать. Чемпион пребывал в таком состоянии, что ему было ни до чего и, думаю, он бы сам не отказался от того, чтобы его поскорее прикончили. Но я оказался гуманнее и, обхватив его голову руками, просто стукнул его об пол. Сила удара была именно такой, чтобы достичь желаемого эффекта – чемпион
Люди, наблюдавшие за поединком, радостно загалдели. Похоже, они совсем не расстроились, что их чемпион оказался повержен, а как раз наоборот, радовались этому. Надоел он им, что ли?
Я пролез между канатами и пошел мимо расступающейся передо мной толпы, которая приветствовала победителя бурными аплодисментами. Мне было, безусловно, приятно! Не каждый день тебе так рукоплещут, особенно когда ты живешь в метро.
* * *
Жуткая усталость снова завладела моим телом, хотелось лечь и проспать целый день, а может быть и больше, но ноги как будто сами несли меня вперед. Я направлялся к стеле с серпом и молотом, где, как мне было сказано, должны были находиться Антон, дядя Вова, Юра и Велимир Андреевич.
Около получаса прошло, а может быть и больше, с тех пор, как я пришел к рингу, чтобы понаблюдать за проходящими там боями. Вряд ли за это время химкостюм успели починить. Как бы то ни было, мне все равно нужно было вернуться к своим. Оставаться на Пролетарской одному, по крайней мере, для меня, небезопасно.
Перед стелой я ненадолго остановился, чтобы в подробностях рассмотреть изображенный на ней горельеф. Ничем особенным он не отличался, самые обычные серп и молот, без изысков, но все равно было красиво. Зато единственное украшение на станции.
Неожиданно – я даже вздрогнул – из–за стелы вышел дядя Вова. Взгляд у него был хмурый, словно он был чем–то недоволен. Однако увидев меня, он улыбнулся.
– Олег, ты уже вернулся? – тут он, видимо, заметил у меня на лице синяки и кровоподтеки, потому что обеспокоенно спросил: – Господи, что с тобой?
– Подрался, – я не стал выдумывать какую–то красивую историю, чтобы скрыть правду. Какой смысл? Пускай дядя Вова знает.
– Что? С кем? Зачем?
Я рассказал все как было. По ходу моего повествования дядя Вова удивлялся все больше и больше. Да и я сам, собственно, только сейчас в полной мере осознал, что сделал.
– Ты победил того гиганта? – дядя Вова был в абсолютном шоке. – Как тебе это удалось? Ты… ты же даже драться не умеешь…
– Сам не знаю, – пожал плечами я. – Все произошло будто бы само собой. Я был словно сам не свой.
– Ну, ты даешь! Молодец, что я еще могу сказать! Давай, пока работу с костюмом еще не закончили, прогуляемся по станции.
Возражать я не стал, хотя не понимал, зачем это было нужно. Ничего нового я тут все равно не увижу. А так хотелось хотя бы на минутку присесть. Ладно, потерплю немного, может быть, дядя Вова хочет со мной о чем–то поговорить. Ладно, посмотрим.
Мы зашагали вдоль перрона. Дядя Вова молчал, о чем–то задумавшись. Чтобы
– Дядя Вова, вы чем–то обеспокоены?
– Что? – встрепенулся он. – Нет. С чего ты взял?
– У вас такое озабоченное, задумчивое лицо… Что–то не так?
Дядя Вова остановился, внимательно посмотрел мне в глаза, затем продолжил движение.
– Видишь ли, Олег, я по–прежнему считаю, что идея вылазки на поверхность – не совсем удачная.
– Но почему?
– Я уже говорил. Ты сам посуди: во–первых, не факт, что оружие в твоей квартире есть. Лично я в этом очень сомневаюсь. А больше ты оружия нигде не найдешь, ресичеры уже все, что можно с поверхности принесли. Во–вторых, и это самое, пожалуй, главное, ты не выживешь на поверхности. Тебе и ста метров не удастся пройти – тебя тут же убьют. И не смотри на меня так, что я, не знаю, что ли, как оно бывает? Я тебе не рассказывал раньше… не хотел, чтобы ты знал. В общем, я тоже был ресичером. В первые годы после Катастрофы. Видишь этот шрам? – дядя Вова закатал рукав куртки и показал уродливый след от глубокой раны. Выглядело это устрашающе. Говорят, шрамы украшают мужчину. То, что я увидел, под эту поговорку не подходило. – Его я получил от птеродонта. Зверюга вскользь задела меня клювом, – ничего себе «вскользь»! Приложилась дай Боже. – А сколько раз я был на волоске от смерти, ты бы знал! Птеродонты не единственная опасность, которая поджидает ресичеров на поверхности.
Сказать, что я был потрясен, значит, не сказать ничего. Надо же, дядя Вова был ресичером! Одним из первых. Вот это да! Тем временем, он продолжал:
– Тебе же Леня наверняка рассказывал, какие существа обитают там, наверху? – я кивнул, мол, «рассказывал, а как же»? – Тогда ты должен знать, что сейчас чудовища стали гораздо опаснее, чем двадцать лет назад. Неопытному человеку, который давно не выходил на поверхность, не стоит туда соваться, поверь мне. В любом случае исход один – смерть.
– Но я должен идти. Во благо нашей линии.
– Извини меня, Олег, но ты идиот, – беззлобно, скорее, с горечью в голосе сказал дядя Вова. – С чего ты взял, что война – это лучшее решение. Мы все в ней умрем. Как же ты не понимаешь?
– Мне казалось, что мы уже все обсудили.
Этой фразой я дал понять, что не хочу больше разговаривать на эту тему. Дядя Вова понимающе кивнул, и мы возвращались к стеле молча. Я не держал на него зла: его можно было понять, но мне порядком надоело его зудение про сдачу «красным».
По крайней мере, если мы дадим бой «красным», у нас будет шанс одержать верх. Сдадимся – никакого шанса.
Но даже, если мы проиграем войну, то облегчим задачу «зеленым», «фиолетовым» и «синим», унеся на тот свет жизни нескольких «красных». И уже ради того, чтобы в метро царил мир и процветание, стоит отдать свою жизнь.
Никто не хочет умирать. И дядя Вова не хочет. И именно поэтому он считает, что принять условия «красных» – рационально. Но как бы то ни было, ему придется принять мнение большинства, а я уверен, что большинство «оранжевых» поддержат меня и Антона.