Ветер с горечью полыни

Левонович Леонид Киреевич

— Ну что, все обговорили. Спасибо за работу. Все свободны, — закончил свой монолог Иван Кузьмич.

Порой кого-нибудь из главных редакторов он просил остаться, чтобы решить некий вопрос. На этот раз в кабинете остался без приглашения главный редактор научно-популярной редакции Моховиков.

— Что, Петр Захарович, есть проблемы? — хозяин кабинета взглянул на часы: значит, куда-то спешил.

— Есть вот такая бумага, — Петро положил перед ним заявление.

Иван Кузьмич прочитал раз, другой, поднял усталые глаза:

— Ты что? Это серьезно? И куда решил рвануть?

— Я бы не хотел пока говорить…

— Ну что за секреты? А я открою тебе свой секрет. Иной раз думаю… Вот в будущем году отмечу юбилей. И

попрошусь в отставку. Хоть на рыбалку поезжу. И на свое место предложу тебя. В этом кресле должен сидеть только профессионал. Сам понимаешь, огрехи нашей службы сразу всем видны. А ты, братец, в кусты. Подводишь меня. Хотя я понимаю ситуацию… Так куда все-таки? Не хочешь признаться? Председатель позовет тебя. И мне нужно с ним поговорить. Так что, надо посоветоваться.

Петро мог сказать, что через год ему будет пятьдесят четыре, а если Иван Кузьмич пожелает еще больше «порулить» телевидением и задержится на год-два после юбилея, то выдвигать Петра будет поздно. Но он видел, что шеф действительно спешит, поэтому сказал:

— У меня есть заместитель. Человек опытный, неплохой организатор.

— Хорошо. С какого хочешь?

— Я готов хоть с сегодняшнего…

— Ну, братец, шустрый ты. Как форель. Ты ж знаешь, имеем право подержать месяц. Ну, да насильно мил не будешь. Да и парткома нет. И ЦК ушел в небытие. Короче, неделя на раздумье. Я опаздываю уже.

— До свидания. Надеюсь на вашу поддержку.

— Хорошо, — шумно вздохнул Иван Кузьмич.

Через десять дней Петро Моховиков был назначен на должность главного редактора издательства. Накануне собрал своих студийных коллег, поблагодарил всех: и сторонников, и оппонентов, и завистников. А это есть в любом коллективе, особенно творческом. И, наверное, всегда будет. У любого руководителя, имеющего хотя бы полдюжины подчиненных, будут любимчики, будет как минимум три группировки.

Петро знал, что подготовлен приказ о назначении бывшего заместителя на должность главного, именно он и рекомендовал его, но пока председатель не подписал, говорить об этом не стоит. Профсоюзный лидер, зрелых лет женщина-редактор, произнесла довольно длинную речь, в которой благодарила уже бывшего главного «от всего коллектива и от себя лично» за терпеливость, за строгость, требовательность, но прежде всего за то, что был отзывчивым и добрым. Симпатичная девушка, недавно начавшая работать режиссером, вручила букет цветов. Петро чмокнул ее в щеку, уловил улыбки на некоторых лицах, понял, что к чему… Чтобы воодушевить, подбодрить молодого режиссера, он частенько подхваливал ее передачи, и женщины, а может, и некоторые мужчины, решили: главный полюбил девушку, возможно, иным казалось, что он поглядывает на красавицу как кот на сало. А он порой и вправду любовался ей. А между тем профсоюзный лидер подарила Петру красивую чашку:

— Дорогой Петро Захарович! Когда будете пить чай. Или кофе. Или что покрепче, вспомните телевидение, нашу дружную редакцию. Нашу науч-попу. Пусть покажется вам, что целуете всех красивых девушек. Да и женщин — тоже. Счастья вам на новой работе.

Все дружно зааплодировали. Петро почувствовал, что к горлу подкатил ком, пожалел, что не купил пару бутылок вина, поскольку горбачевская антиалкогольная кампания сошла на нет. Правда, телевизионное начальство тормоза не отпускало: пьянка на студии особенно опасна — срыв передачи, как и шило в мешке, не утаишь. Да и проводилось собрание в начале дня, так что выпивка могла повредить новому шефу редакции.

А Петра Моховикова ждало новое дело, новый коллектив, в котором имелись, понятно, и красивые девушки. Особенно их много было на соседнем, девятом этаже, где размещалось мощное на то время издательство «Мастацкая літаратура». Таких красавиц, каких можно было встретить тут, Петро не видел и на телестудии. Но в этом он убедится позже.

На первой планерке Климчук представил нового главного

редактора. Как полагается, директор сидел в торце стола, а по правую руку от него — традиционное место главного редактора. За этим столом каждый участник совещания имел свое определенное место. По левую руку от шефа горбатился сутуловатый, бровастый заместитель директора Виктор Сидорович, подле него сидела синеглазая смугловатая красавица Галина Казимировна — заведующая производственным отделом. Именно ей дал слово директор. Начала она громким, приятным голосом — наверное, в компании хорошо поет, подумал Петро, внимательно слушая докладчика. Для него все было новым и не всегда понятным, полным таинственного смысла.

— В июле и августе мы сработали неважно. Но в этом виновата типография. Их люди были в отпусках. Остальные печатали учебники для школ. Наши заказы наполовину вычеркивались. В сентябре мы план выполнили, — Галина Казимировна передохнула, поправила очки, подвинула свои бумаги ближе. — На октябрь принято целых семь рукописей. Уже есть два сигнала…

Услыхав про сигналы, Петро внутренне встрепенулся — знакомое словечко: сигналы телецентра передают картинку на экран, а издательский сигнал означает другое — первый сигнальный экземпляр новорожденной книги. Будто подает голос книга: я родилась, встречайте! Галина Казимировна повела речь о качестве рукописей, об ошибках. Тут ее перебил директор:

— Простите, Галина Казимировна, об этом я долдоню на каждой планерке. Если в рукописи ошибка, то по закону подлости даже десять корректоров ее могут не поймать. Она проскочит в книгу. Продолжайте, пожалуйста.

А Петро вспомнил «стенариста» Ивана Кузьмича, который всегда талдычил о качестве «стенариев»: есть оригинальный ход, значит, будет интересная передача. Поначалу и он старательно правил ошибки, потом понял, что грамотность имеет значение только в дикторском тексте. Петро невольно подумал: сценарий телепередачи — не книга. И чем больше слушал выступающих, тем убеждался сильней, насколько сложно и многогранно издательское дело. И тут все связаны. Словно альпинисты: пропустил редактор ошибку — она проскочит и в книгу. Либо редактор «гнал» рукопись, горбатился день и ночь, а художники не сделали своевременно оформление — книга вылетела из графика. Одна, другая накладка — коллектив без прогрессивки. А именно прогрессивкой, будто пряником, искушал директор Петра. Так весомый же пряник, поскольку прогрессивка иной раз превышает зарплату.

Все службы докладывали о своих проблемах. Заведующая корректорской, отбросив за спину толстую русую косу, читала из блокнота: какие рукописи в работе, какие поступили первые корректуры, какие подписные, погоревала, что заболела подчитчица, нужно, чтобы редакции по очереди выделяли по одному человеку для подчитки. Заместитель директора говорил, что подросла цена бумаги, далекий Сыктывкар задерживает поставки, что бумажная удавка может задушить издательство.

— Надо послать человека в командировку. Пусть возьмет несколько русскоязычных книг, пару бутылок «Беловежской», — заметил директор.

Председатель профкома сказала, что в подшефный совхоз нужно отправить трех человек на уборку капусты — это последний заезд.

— Останетесь после планерки. Прикинем, — Климчук взглянул на часы. — Ну что, будем закругляться?

Петро подмечал свежим взглядом все, что происходило в этом кабинете: кто что говорил, как себя вел. Климчук некоторые вопросы решал по ходу планерки, но не обошлось без монолога. Примерно то же самое делал после летучки и Петро: подводил итоги, «озадачивал» коллектив. Директор сказал, что надо думать про тематический план 1993 года — а на дворе стоял октябрь девяносто первого, писать заключения на рукописи, заказывать авторам рукописи, шевелить тех, с кем заключены договора, отдавать рукописи на рецензию серьезным ученым. Петро поймал себя на мысли, что его связи с учеными могут быть очень кстати.