Ветер в его сердце
Шрифт:
— Тогда как же ты… а, ладно. Поняла. Вы же чудо-люди. Умеете превращаться в птиц, а теперь вот оказывается, еще и телепаты. Но ты можешь хоть усраться от своей крутости, а командовать мной не будешь. Передай Мэнни, что я узнаю, в какой она больнице, и тогда поговорю с ней, нравится ему это или нет.
— Я остановлю тебя.
Сэди улыбнулась. Возможно, помимо прочих суперспособностей Гонсало обладал еще и ночным зрением, но это ее совершенно не волновало.
— Знаешь, у тебя вряд ли получится. Чары ведьмы отлично действуют. Готова поспорить: как только ты кинешься на меня, я исчезну без следа
— Подожди.
— Нет уж, проехали. До скорого, неудачник, — девушка двинулась прочь.
— Подожди, говорю, — снова окликнул ее Гонсало.
Сэди остановилась, но оборачиваться не стала.
— Он хочет знать, зачем ты хочешь повидаться с сеньорой Белой Лошадью.
Девушка собралась с мыслями и в конце концов выдохнула:
— Скажи, я хочу извиниться.
Через мгновение Гонсало отозвался:
— Мэнни говорит, это ничего не изменит.
— Думаешь, я не знаю? Но это все равно важно.
Снова повисла пауза — Гонсало мысленно общался с Мэнни.
— Для тебя или для нее? — спросил он затем.
— Для нас обеих.
Пауза.
— Ладно. Мэнни не возражает. Но если попытаешься хоть что-нибудь…
— Да что я попытаюсь, черт возьми? — Сэди раздраженно топнула ногой.
Вороний братец медленно кивнул.
— Тогда пошли.
И он зашагал к краю стоянки, без труда выбирая путь среди нагромождений хлама. Сэди неспешно двинулась следом. Оказавшись возле ограды, Гонсало без видимых усилий запрыгнул на забор, какую-то секунду постоял на нем и затем бесшумно соскочил вниз на другую сторону. Сэди пришло в голову, что ей придется преодолевать преграду самостоятельно, но, присмотревшись, она увидела в сетке приличных размеров дыру — вороний братец привел ее прямиком к лазу.
Продравшись через него, девушка бросилась догонять Гонсало по все еще темной улице.
15. Стив
Хотя за последние несколько дней мне открылась иная, невероятная сторона мира, наше нынешнее путешествие — натуральное чудо из чудес. Потому что мы не просто сидим в вертолете, который летит сам по себе. Это собака, которая превратилась в вертолет. Черт побери, мы внутри пса. Ни с того ни с сего мне на ум приходит речевой оборот, который порой использовал мой отец: «Этот пес уже не охотник». Вроде так говаривали в южных штатах, имея в виду, что «дело не выгорит». Но наша собачья история совсем другая, и меня — как и всех остальных на борту — охватывает неподдельная радость, когда мы наконец-то подлетаем к горному склону и видим внизу среди сосен охотничий домик Сэмми.
Я не заметил, когда мы переместились из иного мира в свой. Но это меня не очень занимает. Главное, мы убрались с той горы.
Вертолет проносит нас над лесом и садится на предназначенной для малой авиации площадке. Рувим распахивает дверцу, и пассажиры — все мы — по очереди покидают салон. Я вылезаю последним. И едва подошвы моих ботинок касаются асфальта, винтокрылая машина за доли секунды становится вновь громадной черной собакой: она лежит на земле и таращится на нас. Или на кого-то из нас. Возможно, я потихоньку становлюсь параноиком, но мне не отделаться от ощущения, что внимание пса сосредоточено именно на мне. Кажется,
Я рассматриваю его целую вечность, но потом все же нахожу в себе силы переключить внимание на прочие аспекты бытия. Под деревья убегает дорожка — несомненно, к охотничьему домику. На краю вертолетной площадки стоят два квадроцикла: один обычный двухместный, а второй выглядит как гольфмобиль на стероидах — широченные шины, мощная подвеска, съемная крыша и вроде целых шесть посадочных мест. Дальше склон горы уходит круто вниз.
— М-да, это было что-то, — взбодрившийся Сэмми топает к дорожке, собираясь ускользнуть от нас, но Рувим хватает его за воротник рубашки, прямо как щенка за шкирку.
— Мы еще не закончили, — чеканя слова говорит вождь.
Сэмми фыркает и вырывается:
— Я понял, что мне нужно сделать! Но теперь тебя это не устраивает? Ты уж определись, Маленькое Дерево.
— Наша договоренность предварительная, еще необходимо выслушать мнение Тетушек.
Владелец казино закатывает глаза. Я понимаю, что Рувим начинает выходить из себя, и кладу руку ему на плечо.
Вождь делает глубокий вдох и немного успокаивается.
— Раз уж мне удалось завладеть твоим вниманием, — продолжает он вразумлять Сэмми, — есть еще одна важная вещь: ты должен относиться с уважением к животным, на которых охотишься.
— И что это значит?
— Все очень просто: когда твой охотник за трофеями убивает толсторога, вы от всего сердца благодарите дух животного за то, что он пожертвовал своей жизнью. И не оставляете его тушу гнить на скалах.
— Ой, я тебя умоляю! И что прикажешь мне делать с этой требухой?
— На моей стороне резервации мясо и шкура животного не пропадут. Ты можешь попросить одного из своих парней закинуть тушу в факторию, а я прослежу, чтобы она досталась тому, кто правильно ею распорядится.
— То есть ты продашь кому-то эти останки.
Рувим снова начинает закипать:
— Это в тебе говорит белый… Стив, без обид.
Я машу рукой.
Сэмми воинственно выпячивает челюсть.
— Обычно до такой лажи скатываются только полные нищеброды! Им приходится заискивать перед первым встречным, чтобы хоть как-то свести концы с концами, — говорит он. — Я помню, каково это, и к такой жизни возвращаться не собираюсь.
— Могу только посочувствовать. Мне, к счастью, неизвестно, что такое нищета духа, — отзывается Рувим.
— Те, у кого за душой ни шиша, именно на это и уповают. Прямо как в Библии белых, где говорится, мол, кроткие унаследуют землю [36] . Только у меня для тебя новость, Маленькое Дерево. Не будет такого. Кротким не преуспеть в жизни. Никогда. Все решают деньги, и даже упертые традиционалисты вроде тебя это знают. Стоит лишь познать вкус хорошего кэша, и отвернуться уже невозможно.
— На твоем месте я бы поумерил амбиции, — говорю я ему.
— Сказал отшельник беднее самых нищих индейцев в резервации, — смеется Сэмми.
36
Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю. (Евангелие от Матфея, 5:5)