Ветер в лицо

Руденко Николай Данилович

Валентина подумала о том, что он, видимо, хочет развеять в работе ту большую внутреннюю тревогу, от которой не находит покоя дома. Это ее еще больше всполошило и насторожило. Что же это за тревога?.. Откуда она?..

Она вспоминает нечто подобное в его настроении и поведении в начале их совместной жизни, сразу после женитьбы. Около года творилось с ним такое. Но потом Федор увлекся учебой в институте, работой на заводе, строительством этого дома, где они теперь живут, и постепенно избавился от своего странного смятения.

Заподозрить Федора в злоупотреблениях, за которые он мог бы бояться ответственности

перед законом, Валентина не могла. Федор был из тех людей, что меньше всего заботятся о своем собственном благополучии. После того как дом был готов и они с Валентиной поселились в нем, он словно забыл о своем долге хозяина дома. Валентине приходилось напоминать и о посадке новых деревьев, и о том, что не во всех комнатах навешены двери, окрашены окна и пол. Федор мог ходить в потертом костюме, а Валентине никак не удавалось затащить его к портному. Наконец портной вынужден был приходить на дом, делать примерку, а через неделю Валентина, как няня, наряжала Федора в новый костюм.

Нет, Федор Голубенко не мог покуситься на какие-либо государственные ценности. И даже если бы такое случилось, для нее это не могло бы долго оставаться тайной. Валентина не верила тем женщинам, которые уверяли суд и общественность, что они ничего не знали о нечестных комбинациях своих мужей.

Здесь что-то другое. Но что именно?.. Почему Федор последнее время ведет себя так, будто собирается попрощаться с нею навсегда?

Наконец Валентина решилась поговорить с ним обо всем откровенно.

— Что с тобой происходит? — Спросила она его. — Тебя как подменили. В тебе что-то клокочет, бросает тебя. Ты не находишь себе места. Почему ты кроешься от меня со своими переживаниями?.. Расскажи, Федя. Неужели ты думаешь, что я тебя не пойму?..

Федор смотрел на нее затуманенным взглядом и молчал. Поднялся, прошелся по комнате. Наконец резко повернулся, глаза у него загорелись, и он почти вскрикнул:

— Слушай, Валентина!.. Слушай...

Последнее слово прозвучало не так резко и не так решительно. Он опустился на диван, склонил голову на руки и замолчал в тяжелой задумчивости.

— Не могу, Валя...

Но своими словами, своими то порывистыми, то безвольными движениями Федор только больше обеспокоил Валентину.

— Федор, ты не имеешь права молчать. Тебе что-то угрожает? Что-то случилось на работе? Над тобой висит какая-то опасность?.. Неужели ты не считаешь меня своим ближайшим другом?..

— Валя, — тихо, почти шепотом сказал Федор. — Поверь, что мне ничего не угрожает на работе. Я знал, что ты именно так подумаешь, и боялся этого. Нет, Валя. Не беспокойся за меня. На работе все в порядке. Если и происходит что-то, то не вокруг меня, а во мне самом. Дай мне немного времени. Дай мне подумать... Возможно, я все тебе расскажу.

Сердце Валентины сжалось от жгучей боли. Неужели?.. Ее Федор? Кто же она?.. Кто та женщина?.. И нельзя сказать, чтобы была оскорблена ее любовь к Федору. Ее чувства к нему слишком сложны, чтобы их можно было охарактеризовать одним словом — любовь. Если доискиваться до тех причин, которые сделали ее женой Федора, то, пожалуй, самой важной из них будет старая, проверенная годами дружба Федора с Виктором Сотником. Кто бы еще мог стать ее мужем, как не Федор, которого так любил и уважал ее Виктор, отец ее

Олега?.. С годами она привыкла к Федору, глубоко уважала в нем упорство в работе, умение любой ценой доходить до поставленной цели, самоотверженность, чуткость к ней и к людям, его любовь к Олегу. Много было у Федора тех качеств, которые нравились Валентине и делали ее жизнь с ним хорошей, содержательной. Она не могла бы ответить даже себе, любит ли его. Возможно, любит. Валентина была зрелой женщиной и понимала, что полюбить так, как любила Виктора, больше никого не сможет, что сила, свежесть, вдохновленная чистота и необычная красота ее первой любви никогда не повторятся, как не повторится ее юность. Но Федор занимал много места в ее душе. Она отдавала ему самые лучшие чувства своего щедрого сердца. Разве это не он говорил, что даже доли ее любви достаточно, чтобы согреть его на всю жизнь?.. Как же он мог теперь думать о другой?.. Или произошел досадный случай и Федор теперь казнится сознанием своей нечестности по отношению к ней?

— Федор, — строго сказала она. — Ты должен сказать. Должен. Слышишь?.. И только сегодня. Сейчас.

Но Федор молчал. В глазах Валентины загорелся гневный огонек.

— Значит, ты боишься говорить мне!.. Боишься! — Глядя ему прямо в глаза, воскликнула Валентина. — Ну, говори. Почему ты отводишь взгляд?.. Ты нечестно поступил по отношению ко мне?.. Да? Тебе стыдно признаться в этом?

— Стыдно, Валя. Нечестно поступил... Но не сейчас. Давно.

— Ничего не понимаю... Какая же это нечестность? Ты волен выбирать.

— Но я любил тебя, Валя. Любил не менее, чем сейчас...

— И чего же ты вдруг теперь вспомнил?

— Я этого никогда не забуду.

— Ой, Федор! Что-то опять не то. Мне совсем не интересно, с кем ты встречался до меня. Я об этом не хочу слушать. Не хочу... Держи это всегда при себе.

Валентина знала, — она говорит не то, что думает, и сама удивлялась своим словам. Но нежданное чувство ревности завладело ее сердцем. Ага!.. Значит, она любит его!.. Или в ней заговорило женское самолюбие, которого она раньше не замечала в себе?..

Закончить разговор на этот раз им не удалось. Ко двору подъехала машина, и Саша крикнул в открытое окно:

— Федор Павлович!.. Просили немедленно позвонить в министерство.

Федор подошел к Валентине, взял ее за руки. Так было всегда, когда он ехал на работу. Это стало привычным для нее. И вдруг она вырвала руки, отошла от него. И хотя Федору было совсем не весело, он не мог не улыбнуться.

— Валя!.. Валюшка! Я никогда не видел, как ты ревнуешь. Ты такая сейчас хорошая. И похожа на капризную девочку. Люблю я тебя. Поверь. Никто мне не нужен, кроме тебя. Никто. Ты знаешь сама. Зачем же эти разговоры?..

Она уже не вырывалась из его рук.

Слова Федора, мерцающие искорки в глазах, счастливая улыбка, давно не появлялись на его лице — все это немного успокоило и развеселило ее. И хотя она собиралась поговорить с ним еще раз об этом, сейчас у нее отлегло от сердца.

— Ничего, Валя. Пройдет. Характер у меня проклятый. Сорвется камень и потянет за собой целую лавину. А сам потом потеряется среди нее... И уже не знаешь, с чего это и начиналось. Ну, ладно, вечером договорим...

Ему хотелось любой ценой успокоить Валентину.