Ветер в твои паруса
Шрифт:
— Я понимаю.
— Правда? Может быть…
Нина смотрела на него, худощавого, седого, с голубыми, уже заметно поблекшими глазами, и думала, что ему сейчас, должно быть, хочется говорить и думать только о сыне. А она не могла говорить с ним о сыне, потому что не знала о нем ничего. Она сидела в чужой квартире, слышала, как рядом в комнате выдвигает и задвигает ящики Павел. Просто Павел, который приехал к ней на машине, и ей это не было странным. Ей было весело. Она смотрела на дверь, за которой одевался Павел, и никакая логика уже не могла ей объяснить, почему не этот вечер, а все, что было до него, показалось ей вдруг выдуманным.
Павел
— Однако, — сказал отец. — Ты время от времени умеешь выглядеть… Да, кстати, чтобы не забыть. Звонила Таня, беспокоится, почему молчишь. Я ее успокоил.
— Хорошо… Ты знаешь, я встретил на лестнице врачиху, боялся, что это к тебе.
— Ну вот еще. Это к соседу. А я абсолютно здоров.
— Ладно, ты у меня скоро станешь вегетарианцем. Все, все, молчу. Мы уезжаем…
Они молча доехали до ресторана, сели за столик и позволили официанту проделать вокруг себя все положенные манипуляции с вытиранием фужеров и стряхиванием пыли. Потом заказали ужин. Официант принес много вкусных блюд. Шампанское в серебряном ведерке со льдом. Салфетки словно из дерматина, так накрахмалены; на вилках и ножах монограммы.
— Царский ужин, — сказала Нина.
— Будем гулять… Последний день свободы.
— Павел?
— Что?
— Нам очень сейчас плохо, да?
— Молчи…
Сейчас надо молчать.
Вот просто так сидеть и молчать, и чувствовать, как тебя заливает щемящая до боли нежность к этой неизвестно откуда взявшейся девчонке, о которой ты ровно ничего не знал вчера и о которой так много узнал сегодня… Как получилось это? Когда?
Может быть, в Третьяковке, перед Врубелем? Или потом, на скамейке возле дома Варга, когда она, притихшая, с широко открытыми глазами, слушала рассказ о старом капитане? Или это пришло к нему сразу, едва он увидел ее — испуганную, смотревшую на него с укором — почему ты так долго ехал? — а может, это началось пять лет назад, когда в горах Куэквуня они с Олегом смотрели на синее пламя лежащего внизу ледника; или еще раньше, в шкоде, когда ты впервые поцеловал девушку — помнишь? — и мир завертелся у тебя перед глазами ты ведь тогда еще не знал, что любовь — это абсурд и половое влечение.
Он дотронулся до ее руки.
— Ты почему не ешь? Смотри, какая роскошная котлета в бумажных розочках.
— Не ем, потому что жду шампанского. Или оно так и будет торчать в ведре?
— Действительно…
Он налил шампанского. Нина долго смотрела, как бегают в нем пузырьки.
— Ну, а теперь ты чего ждешь? — рассмеялся Павел. — Пока весь газ не выйдет, чтобы язык не щипало?
— Нет. Просто так. Пусть немного согреется… Знаешь, Павел, вот ты сегодня сказал, что будешь учиться что-то делать заново… Ну пусть. Хотя я и не верю. Я сейчас о другом. О себе…
У нас был с Венькой общий знакомый, студент, жил напротив. Его отец, крупный ученый, оказался подлецом. В пятидесятом году он сделал карьеру. Что-то там такое доказал недоказуемое. Потом, когда все стало на место, каялся, в ошибках признавался. Только поздно… Семья развалилась. Сын ушел из дома, с женой нервная депрессия или как это называется. Одним словом, жалко он выглядел, этот профессор. И я ему по-человечески сочувствовала. А Венька сказал: «Ни черта! Пусть на себе рубашку рвет… Думал, на том свете за подлость платить придется. Так пусть на этом заплатит».
— Слушаю.
— Да, очень древняя мысль… И простая. Сегодня в окне магазина я видела русалку. Совсем как человек. А из воды только наполовину… Понимаешь? Я хотела стать ботаником, ездить по стране, что-то делать своими руками, а вместо этого собираюсь работать лаборанткой. Я хотела романтики… Не улыбайся. Да, да, романтики, без всяких кавычек; моим героем был Венька, а моими друзьями были домашние мальчишки и девочки, спокойные и уютные. Я хотела любви, а выхожу замуж только потому, что очень любят меня. Я каждый раз делала маленький шаг в сторону. Очень маленький. А потом оказалось, что я давно уже иду не туда. Не в ту сторону. И мне тоже придется платить. За билет в обратную сторону. Только ты ничего не говори мне сейчас. Не надо. Мы пришли ужинать и веселиться.
— Я не буду говорить, — пообещал Павел.
«…Ты хотела любви, а выходишь замуж, потому что любят тебя. Житейская формула, Нина. Житейский случай. А мы с Татьяной и того умней — мы оба решили, что без кудахтанья… Танька так однажды и сказала про свою подругу: «Кудахтанья было — хоть уши затыкай, а теперь муж на нее кричит, что она готовить не умеет». Нинка, Нинка… Твоим героем был Вениамин. Как же ты думала усидеть в гнезде?»
Лопались пузырьки в шампанском. Стыли котлеты. Кончался ужин.
«…Через полчаса начнут тушить свет. И мы уедем. Он к себе, я к себе. Нелепость какая…»
«…Ты была сегодня всякой. Была веселой, смешной, грустной. Теперь тебе страшно: ведь я еще могу проехать мимо. Я не проеду, не бойся…»
— Тебе налить еще?
— Не надо. Скажи, а твой отец не очень удивился, что ты приехал со мной? Все-таки, знаешь…
— Он у меня человек свободомыслящий, — улыбнулся Павел. — Живет и мыслит на уровне современных представлений о семье и браке. Хотя…
И тут ему вспомнился недавний разговор с отцом. Обыкновенный разговор, о котором он забыл тогда через пять минут.
Это было перед отъездом Павла к тетке. Таня написала, что ей тоже хотелось бы поехать с ним в деревню, но, как на грех, она берет сейчас уроки английского языка у какой-то особенной англичанки, так что придется отложить. Как ей ни жаль.
— Заткнет она меня за пояс, — добродушно сказал Павел. — Целеустремленная натура. Я, дурак дураком, буду в реке пиявок кормить, а она делом занимается. Ты бы на меня повлиял, что ли, чтобы я тоже за диссертацию сел.
— Не имею морального права, — сказал отец.
— Это еще почему? — рассмеялся Павел. — Какие за тобой грехи?
— Были грехи, сынок… В тридцать пятом году, в январе, сразу после праздников, я должен был защищать кандидатскую диссертацию. У меня была великолепная тема, богатый материал — кое-кто поговаривал даже, что тут и до докторской недалеко. Я тогда только что познакомился с твоей мамой, она приезжала в Москву на Новый год. Праздники кончились, ей надо было возвращаться в институт, мне готовиться к защите, а мы вместо этого собрали какие у нас были деньги и поехали на Кавказ, в свадебное путешествие. Тогда на Кавказ поехать было не раз плюнуть…