Ветлуга поёт о вечном
Шрифт:
Меч из ножен извлёк показать Тихомир.
Как по лезвию солнце сверкнуло лучом,
Так зажмурились все, и глядеть не могли.
Словно в зеркало, в лезвие можно смотреть.
Рукоять у меча как изба в кружевах.
Вновь дивился искусству отец кузнеца,
Но упорно молчал, ничего не сказал.
Стал доспехи свои доставать Тихомир.
Он кольчугу сначала достал и надел.
Словно сказочной рыбы какой чешуя,
Заблестела кольчуга кругами
До локтей доходили её рукава.
Щит нагрудный затем он достал и надел
Сверх кольчуги, чтоб грудь защищал этот щит.
На щите этом малом по кругу узор,
А по центру крест-накрест стоят два меча.
Напоследок извлёк Тихомир и свой шлем.
Заблестел он на солнце, огнём засиял.
И четыре узорные бляхи тот шлем
Защищали ещё с четырёх же сторон;
Носовая накладка по форме меча;
А кольчужная брамица с тыла и с плеч
Защищала бойца. Шлем надел Тихомир
И предстал перед всеми уже не кузнец,
А боец-богатырь, витязь русской земли.
Тут не мог уж смолчать Тихомира отец.
Восхищённо на сына взглянул и сказал:
– Ты меня превзошёл, сын мой, в деле моём!
Ты – от Бога кузнец! Жаль тебя отпускать,
Но, я вижу, нельзя мне тебя удержать.
Ты не только кузнец, ты – готовый боец!
Что ж, судьбы миновать никому не дано.
Был и я в своё время на страшной войне
В рати Дмитрия князя, в дружине его.
Правда, молод я был, много младше тебя.
Набирал он войска, чтоб идти на татар.
И с Ветлуги он тоже народ призывал.
Мой отец, а твой дед, собирался в поход.
Мне же было тогда десять лет лишь всего.
Но хотелось мне очень в поход, на войну.
Как просил я отца, как его умолял…
Но меня он не брал, говорил, что я мал.
И тогда я в подводе укрылся тайком,
На телеге под сеном. Когда же меня
Обнаружили, – были уж мы далеко.
Одного отпускать, чтоб вернулся домой
Было поздно. Отец меня взял на войну…
– Знаю, тятя! Я слышал рассказы твои.
Я их помню. Они и в душе у меня,
И на сердце. Они мне желанье зажгли
Славой род наш покрыть. И доспехи они
Мне ковали ночами, тайком от тебя.
– Вижу, вижу… – ответил кузнец. – Я для них
Вспоминаю о славе великих князей… –
Он кивнул на монахов, нежданных гостей. –
Впрочем, долгий рассказ… Ты в дороге и сам,
Если будет желание слушать твой сказ,
На досуге расскажешь про деда-бойца,
И про подвиг его. С детства знаешь о нём…
– Тятя, дай же мне в память и дедовский нож,
Тот, который ему князь Донской
Что хранишь, как реликвию. Мне он в пути
Будет как оберег, и поддержит меня,
Если трудно мне будет, чтоб славы отцов
И дедов был достоин я в честном пути. –
И кузнец Тихомиру принёс князев нож
Вместе с ножнами, где был расписан узор
Тонким золотом с крапинами серебра.
Посредине на ножнах серебряный крест
И четыре рубина горят на кресте.
В основании ножен на солнце блестят
Вензеля золотые двух букв: «Д» и «И».
Рукоятка ножа – клык седого моржа,
Отороченный с дивными ножнами в тон
Тонким золотом с крапинами серебра.
Посредине с рубинами крест серебром,
На оковке два вензеля букв: «Д» и «И».
– Этот нож князю Дмитрию выковал Тул,
Старый мастер мариец, кузнец и скорняк,
Делал он колчаны и оружье ковал.
Взял его князь с собою в поход кузнецом.
Возле Тулы потом и остался тот жить.
Много стрел и мечей, много острых ножей,
Что сработал тогда старый Тул, до сих пор
Между Доном-рекой и Непрядвой-рекой,
На большом Куликовом просторе лежат
И гниют, возвращая земле свой металл. –
Так монахам сказал старый Фёдор кузнец.
Дал затем Тихомиру крест-энколпион,
И сказал: – Этот крест раньше дед твой носил,
А потом уж и я. А теперь носи ты.
В нём щепотка земли да просвиры щепоть. –
Поклонился отцу до земли Тихомир,
Дар священный приняв, и на шею надев.
3. Единение сердец
У Ветлуги-реки, у плакучих берёз
Тихомир и Иришка тихонько сидят
И молчат. Не идут им на душу слова.
Всё уж сказано, – только сидеть да грустить,
Да минутки до часа разлуки считать.
У Иришки на сердце тоска и печаль:
Ей хотелось теперь не слова говорить,
А кричать журавлицей, что край свой родной
Покидает к зиме, улетая на юг;
Одинокой волчицею выть на луну;
И вдовицей оплакать свой горький удел.
Ей казалась теперь: подколодной змеёй
Золотая коса шею ей обвила.
И казался ей серым, и пасмурным день.
А на небе ни тучки, ни облачка нет,
Только майское солнце горит в вышине.
– Ничего, моя любушка, скоро вернусь, –
Говорил Тихомир, чтоб утешить её. –
С ними я лишь пробуду один месяцок,
Ну, другой… как они остановятся где,
Как осядут, я тут же назад и вернусь…