Ветреный
Шрифт:
Я стою на балконе и меня осеняет. Бьет как палкой по голове воспоминание вчерашней ночи. Мы не предохранялись. Черт!
Мне напрочь снесло крышу, и я думал только о ней, хотел ее до одури. А сейчас нужно позаботиться о предохранении. Я залезаю в интернет и гуглю средства экстренной контрацепции. Мне выскакивает несколько вариантов, и я пишу знакомому доктору, чтобы посоветоваться.
Минут через десять захожу в комнату и вижу Ангела в той же позе, только теперь она не плачет. У нее красные глаза и
— Ангел, — я сажусь рядом и пытаюсь заговорить с ней о таблетках, но не знаю как.
Она даже не реагирует на звук моего голоса, смотрит прямо, а ощущение, что вообще ничего не видит перед собой.
— Ангел мы не предохранялись, — вывожу ее из оцепенения.
Она, наконец, смотрит на меня, а затем горько усмехается, а после отводит взгляд и так же утыкается в одну точку.
— Я знаю, — слышу короткое от нее.
— Ангел, я нашел таблетки, — спокойно говорю я. — Знакомый врач посоветовал, они помогут.
— Не надо.
— Ангел… — я не могу найти слов.
Да и что тут скажешь? Мне не нужны дети, только крутой секс и эмоции? Ты, конечно, классная, но к детям я не готов? Возможно, будь на ее месте другая девушка я так бы и сказал, но передо мной Ангел. Та, которую я хочу так, что скулы сводит, та, от вида которой внутри все горит огнем и хочется крушить все, потому что не моя.
— А ты права, — говорю я, решая вывести ее на эмоции, оживить и заставить чувствовать. — Не надо нам никакие контрацептивы, да? Забеременеешь и родишь мне сына, а, Ангел? Хочешь сына? Такого же как ты. С каштановыми волосами и зелеными глазами, все, как у тебя.
Я говорю, не останавливаясь, отворачиваюсь от нее и выдаю слова куда-то в пустоту, а сам начинаю мечтать об этом. Впервые понимаю, что говорю совершенно искренне и меня не пугает возможность завести ребенка, даже жениться. Если с ней, то почему нет?
Я не сразу понимаю, что что-то не так, а когда понимаю, то просто не знаю как реагировать. Ангел поджала под себя ноги еще сильнее, и теперь просто плачет. На ее лице — гримаса боли, а в моей душе чертов раздрай, потому что я ни хера не понимаю. Абсолютно.
— Ангел, что? Эй, посмотри на меня.
Она не реагирует, и я начинаю волноваться, думая, что все это чертов побочный эффект. Но ведь это нереально. Нет. Я знаю какие симптомы после первого приема. Ее уже давно должно отпустить, расслабить. Она должна отойти, но вместо этого ей, кажется, только хуже.
— Ангел, — я хватаю ее и рывком вынуждаю сесть, прижимаю к своей груди и спрашиваю: — Что? Блять, поговори со мной, пожалуйста.
Она мотает головой, дергается в моих руках, а затем вытирает слезы и говорит:
— Мне не нужна контрацепция, Ник, успокойся, — Ангел отпихивает меня острыми локтями, вынуждая отпустить
Она смотрит так затравленно, что я просто не знаю что говорить. Пытаюсь понять, что значит для нее это знание, каково ей понимать, что она никогда не будет иметь своих детей. Я готов расспрашивать, кто и почему ей поставил диагноз, наблюдалась ли она у врача, уверена ли в этом, но понимаю, что ей это не нужно. Это как соль на разболевшуюся рану: не поможет, но станет в разы больнее.
— Видишь, как совпало? — она усмехается. — Ты молодой, горячий, хочешь развлечений, секса и никаких детей. Я круто подхожу. Ты купил ту, что нужно, — режет словами по больному.
По тому, что не дает мне покоя. Я поступил как сволочь, как мудак, наверное, даже хуже ее мужа, который хотя бы не так открыто издевался. Брал годами и измором. Не то, что я: сразу в лоб и по факту.
— Перестань, Ангел, — я закрываю глаза и пытаюсь совладать с чертовыми чувствами, от которых становится трудно дышать. В груди жжет, а руки инстинктивно сжимаются в кулаки.
Я ведь не так хотел. Не то планировал.
Думал, на новом месте все будет по-другому, она забудет о своем Тошике и сможет отпустить себя. Не под наркотой или алкоголем, а рядом со мной. Я вижу, что она хочет меня, но противится. Как будто ей что-то мешает и она нервничает.
— Я говорю правду, Ник. Мы совпали. Прямо как с Антоном. Ему тоже дети не нужны.
Каждое ее слово как ножом по сердцу. До кровавого, блять, мяса. И все потому что она страдает, плачет, видно, что ей больно и она даже не язвит, а говорит правду. Ужасную, сука, правду, от которой просто выть хочется.
— Ладно, — говорю я. — Идем поедим, Ангел, есть-то надо? — я отшучиваюсь.
Знаю, что получается плохо и вообще это точно не то, что ей надо, но я не умею утешать женщин, которые только что признались, что бездетны. Я просто не знаю, что говорить. Не сейчас.
— Я не хочу, — говорит она.
— Ангел, надо.
— Можно я буду деткой? — спрашивает и снова отворачивается от меня.
— Нет, нельзя. Прости меня, слышишь? За все, — мне трудно даются последние слова. Просто до боли, но я знаю, что ей это нужно: знать, что я раскаялся.
Я ошибаюсь. Ей это не надо. Она резко поворачивает голову и смотрит на меня.
— Отпусти меня, Ник. Оставь, я больше не хочу здесь находиться.
— Нет.
Она усмехается и встает, стаскивает с себя майку и швыряет ее на кровать, натягивает купленную ей одежду и говорит:
— Никогда не извиняйся, если не готов подтверждать слова действиями.
Охуенно, блять, отдохнули. Шикарно просто!
Глава 30