Входя в дом, оглянись
Шрифт:
– Собираешься лепить горбатого, начальник?
Капитан вскинул брови:
– Знакомый сленг. Сколько отсидели?
– Год четыре месяца.
– За что?
– Гулял с корешами, выпили, потом стали драться. Кто кого, не помню. Все свалили на меня.
– Такой беззащитный?
– Такой глупый. Был.
– Теперь поумнел?
– По-моему, не очень. Раз в ментуре, значит, опять влип. Опять дурак.
– Проверим… – Офицер полистал принесенные бумаги, что-то отметил в одном пункте. – Прописаны
– На заработки.
– Давно?
– Две недели назад.
– К кому?
Артур молчал.
– У кого работали?
– Какая разница? У хороших людей.
Полицейский взял полиэтиленовый пакет с деньгами, со всех сторон рассмотрел его.
– Деньги ваши?
– Мои.
– Откуда?
– Заработал.
– Сколько?
– Было сто тысяч. Не знаю, сколько осталось. Что-то ушло на жратву, что-то на гостиницу.
– За две недели сто тысяч?
– А чего? Нормально вкалывал, нормально платили.
– Кто платил?
Артур молчал, глядя на темное окно.
– Фамилия тех, у кого «вкалывал»? – повторил Муромов.
Артур тоскливо посмотрел на него, попросил:
– Слышь, начальник. Возьми деньги себе, меня отпусти. Клянусь, влип.
Капитан откинулся на спинку стула.
– Что ты сказал?
– Не хочу больше на кичман. После новой ходки вряд ли оттуда выберусь. Если этого мало, заработаю, в зубах принесу. Клянусь.
– Знаешь, как это называется?
– Знаю.
– И знаешь, сколько за это светит?
– Тебе сколько лет, капитан? Лет тридцать пять? И уже четыре звездочки на погонах. А я кто? Никто. Жил без бати, школу кое-как закончил, мать в упор не видел, девок всех подряд лохматил, выпивал, дрался, пока не проснулся на нарах. Теперь вот опять светит. Войди в положение, начальник.
– На жалость давишь?
– Не давлю. По-человечески прошу. Сломаешь сейчас жизнь – до конца дней мучиться будешь. Поэтому порви бумаги, возьми бабло, я сделаю ручкой, и до следующих встреч. Ты ж нормальный человек, капитан.
Муромов помолчал, барабаня пальцами по столу, спросил:
– У кого деньги скеросинил?
– У Нинки.
– Кто такая?
– Никто!.. Дрофа!.. Соседка Савостиных, у которых работал.
– Любовница?
– Не приведи господь. Поругался с Савостиным… обиделся, короче… завернул к Нинке. Она угостила… – Артур подыскивал слова, вспоминая случившееся. – Ну, покалякали, все вроде по-человечески… А потом она спать, а я даже не заметил, как деньги оказались в кармане.
– Так уж и не заметил?
– Вот крест, начальник. Нинка пьяная, я тоже приблизительно… Стала махать этой котлетой… ну, пачкой бабла… вроде того, чтоб похвастаться. Меня вот и заело!
Капитан помолчал, сложил бумаги, глянул на настенные часы.
– Ладно, поздно уже. Продолжим
– А мне куда?
– Привычное дело, в обезьянник, – усмехнулся Муромов, нажал на кнопку вызова. – Дежурного в десятый кабинет!
На улице было совсем темно. По пути к автомобилю полицейский вынул из кармана мобильный телефон, нашел нужный номер.
– Нина Петровна, привет. Муромов. Не отвлекаю? Ну нашелся твой дружок. Как какой? Тот самый, что тиснул у тебя сто тысяч. Сидит в каталажке, ждет нашего с тобой решения. Давай завтра часикам к девяти подгребай, прямиком в мой кабинет. Будем соображать, в какую сторону повернуть дело. Ты что, Нинель? Не дай бог! Никому ни слова. А Савостиной тем более. Это наш клиент, нужно с ним как следует поработать.
Антонина какое-то время наблюдала из окна своей комнаты за мужем, который во дворе таскал за собой шланг, поливая газон, любовно подбирал упавшие на землю созревшие яблоки и бросал их в корзину, потом прикрыла окно и достала из сумки мобильник.
– Доброе утро, – сказала, не сводя глаз с мужа во дворе. – Товарищ капитан, это Савостина. Антонина Савостина. Ничего, что я беспокою? Вы вчера звонили по поводу нашего работника. Да, Артура Гордеева. Новостей никаких? У нас тоже. Нет, не звонил и не появлялся. Товарищ капитан, у меня просьба. У меня муж немолодой уже, часто болеет… Да, сердце… Поэтому лучше его не беспокоить. Если какие-то новости, звоните мне. Спасибо, что понимаете. Я отблагодарю, товарищ офицер, не беспокойтесь.
Она спрятала телефон обратно, поправила перед зеркалом волосы, покинула комнату, стала спускаться вниз.
Михаил повернулся к ней, принялся торопливо сворачивать шланг.
– Подожди, вместе пойдем!
– Одна пройдусь, – отмахнулась Антонина. – Голова болит.
– Перенервничала, что ли?
– Наверное. Или вчера выпила лишнее.
– Я рабочих на стройке караоке отпустил, пока Артур не объявится! – уже в спину ей крикнул Михаил. – Должен же парень объявиться?
Антонина не ответила, отмахнулась, вышла со двора и направилась в сторону своего кафе. Увидела выезжающую из ворот Нину, поспешила к ней.
Та, бодрая, накрашенная, выглянула из окна машины, крикнула:
– Ну, чего? Никаких новостей?
– Мне нет. А тебе? – ответила Антонина.
– Были б, первая узнала!
– А куда в такую рань?
– Как это? За товаром. Через час народ пойдет, а торговать нечем.
Нинка захлопнула дверцу, круто и ловко развернулась, понеслась к трассе. Антонина постояла какое-то время, глядя ей вслед, и зашагала дальше.
Машин возле кафе было немного. Кто-то завтракал на веранде, кто-то крепко спал в машине, высунул из кабины ноги. А кто-то играл в шашки на траве.