Вид с балкона
Шрифт:
Потом Анна сказала:
— Пойду сварю тебе кофе.
— Нет, посиди со мной.
В половине девятого Энрико позвонил директору банка.
— Приготовьте деньги в пятитысячных купюрах. Все до одной по пять тысяч. Прошу вас, поторопитесь!
Он поехал на машине в город, долго кружил по улицам, прибегая ко всем мыслимым и немыслимым уловкам — боялся, что за ним следят. Наконец он остановился на окраине у лавки старьевщика, где нашел подходящий, как ему казалось, чемодан. На всякий случай он приобрел два чемодана, один средних размеров, другой большой — целый «сундук». Велел завернуть все в
При выработке плана главное внимание, как у карбонариев, Энрико и директор банка уделили конспирации. Деньги доставил частный посыльный, который обычно развозил помидоры; ему, понятно, и в голову не приходило, что в этих грубо сколоченных ящиках лежит полмиллиарда лир наличными. Конечно, это был большой риск, но ничего не поделаешь.
Директор банка встретил Энрико с распростертыми объятиями, глаза его радостно блестели.
— Все в порядке, — прошептал он. — Мы побили все рекорды. Да, забыл — в доме никого.
Они спустились в бронированный подвал с кодовым замком, вмонтированным в железную дверь.
— Это мой личный сейф, — с гордостью объявил директор. — Что скажете, синьор Тарси?
На цыпочках, словно два вора, они внесли в подвал упакованные чемоданы старьевщика и, прежде чем вскрыть ящики, проверили, надежно ли заперта дверь с шифром. Полмиллиарда лир в красочных пятитысячных бумажках составили внушительную груду, которую они долго разбирали. При подсчете все сошлось до последней лиры.
Терпеливо и методично, как мальчишки, играющие в разбойников, они переложили в большой чемодан эти совершенно одинаковые цветные пачки, перетянутые резинкой. Это тоже заняло уйму времени. Чтобы закрыть чемодан, им пришлось упереться в него коленями и давить, пока замки не захлопнулись.
Наконец Энрико поднялся, обливаясь потом.
— Этот чемодан я беру с собой. А второй пусть уж у вас полежит. Благодарю вас, дорогой директор.
К себе он пробрался черным ходом, еле-еле дотащил чемодан до кабинета и бросил его в углу.
Анна, как они заранее договорились, освободила коридор. Увидев черный чемодан, она вздрогнула в ужасе, точно это был гроб.
— Накинь на него одеяло, — сказал Энрико. — Хотя чего бояться, мы же все время будем здесь.
Вторник и среда показались им длиннее года. Стрелки часов в кабинете словно остановились. Ни Энрико, ни Анна ни на минуту не покидали дом, боясь оставить без присмотра телефон и ту черную громаду в углу, от которых теперь зависела их судьба. Чтобы убить время, пытались заняться какими-то делами, поочередно дежуря у телефона, но все валилось у них из рук. Ели они стоя, точно на пикнике, спали урывками в креслах.
— А пить мне нельзя ни капли, — сказал Энрико.
Он уже в сотый раз изучал по крупномасштабной карте окрестности Порцуска.
И вот в ночь со среды на четверг, на час раньше установленного срока, Энрико наконец сказал:
— Пора.
Анна крепко обняла его, он ее поцеловал на прощание, а потом они вместе стащили чемодан до черного хода, где уже стояла наготове машина.
В тишине стрекотали кузнечики. Энрико покатил вниз по склону, не
Позади осталось селение, погруженное в сон.
Вот и шоссе на Порцуск с дорожными указателями. Энрико притормозил и стал старательно их пересчитывать, как будто перебирая зернышки четок. Четырнадцатый километр… Наконец-то! Энрико остановил машину, вылез, вытащил чемодан и аккуратно положил его за каменный столбик.
Замер, прислушиваясь. Ни звука. Он снова сел в машину, развернулся и помчался домой.
Было четыре утра. Анна по-прежнему сидела в кресле, застывшая как статуя. Казалось, даже руки ее не сдвинулись ни на миллиметр с тех пор, как ушел Энрико.
До сих пор все операции совершались в полнейшей тайне.
Но на другое утро Энрико, ощутив наконец внутреннее облегчение, поделился с самыми близкими, дав понять, что обязанности свои он уже выполнил, выкуп заплачен и Джулио скоро вернется к ним.
Благая весть с быстротой молнии облетела селение: люди чувствовали, что хозяин их накануне самого большого праздника в своей жизни, и радовались за него.
В нетерпеливом ожидании великого события замерла даже работа в поле. Люди бродили по окрестным дорогам и тропинкам, надеясь первыми заприметить Джулио. Некоторые даже забрались потихоньку на колокольню, и один из этих дозорных ненароком ушиб голову о язык колокола. В трактирах крестьяне распивали «ламбруско» по случаю счастливого исхода дела.
— Пусть только сунутся еще раз! — захмелев, кричали они. — С нами шутки плохи!
Маленький духовой оркестр, созданный по инициативе Энрико Тарси, начистив инструменты, разучивал веселый марш. Приходский священник дон Эусебио тоже готовил благодарственное песнопение с участием детского хора.
Из города приехала графиня Девекки, троюродная сестра Анны, с огромной коробкой голубого драже.
— Это ведь как крещение! — важно объявила она.
Пожаловала и тетушка Эрмелинда, эта затворница, которая общалась с миром только по телефону; когда же ей наносили визит, гостей встречала экономка и, приложив палец к губам, предупреждала: «Тсс, у госпожи опять мигрень». Насмешник Джулио прозвал ее дом «больничными палатами». Так вот, тетушка Эрмелинда прикатила на своем «мини-моррисе» и, выбравшись из кабины, возвестила:
— У меня голова прошла!
Рабочие сыроварни предложили назвать новый детский сырок «Джульетто».
— Сначала в ванную, — сказала Анна. — Я приготовлю ему горячую ванну с мыльной пеной, а потом — королевский обед, полента и молоко, разве это не по-королевски? Он обожает поленту и молоко. И наконец-то мальчик сможет отоспаться вволю, но только в нашей постели, вместе с нами!
Затем перескочила на другое:
— Уж теперь-то, Энрико, кассетный магнитофон ты ему подаришь.
— Никаких магнитофонов, — отрезал он. Посмотрел на жену, помолчал. — Чудеса, да и только! Точно Джулио возвращается с дипломом в кармане… А ведь если разобраться — в чем его заслуга? Что он дал себя похитить этим негодяям?