Вид с больничной койки
Шрифт:
Может, я не прав, пусть меня поправят. В одну из бессонных ночей мне открылось… Медицина отечественная ожесточилась. Прежде врачебная философия была проста: поставить пациента во что бы то ни стало на ноги, невзирая на его статус в обществе, несмотря на его платежеспособность. Спасали любой ценой, подчас жертвуя собственной жизнью. Порой врачи при необходимости первыми давали свою кровь оперируемому. В боевой обстановке полевые санитарки пригревали раненого от мороза своим телом, не требуя «за услугу» денежной компенсации. Причем это и не считалось героизмом, входило в круг медицинских обязанностей. Так мы и сберегали друг друга. Оттого-то численность населения, несмотря на колоссальные потери на полях сражений, а также гибель в тылу (пресловутом
В больнице вел нечто вроде дневничка — тешил себя иллюзией, будто нахожусь в творческой командировке. Значит, потом, говоря языком журналистов, должен был непременно отписаться. Иначе от руководства могли быть неприятности, а от товарищей «по оружию» подшучивание, презрение. Так что по возвращении на круги своя поневоле пришлось браться за перо.
Сперва решил проинформировать медицинскую страховую компанию, под чьим покровительством жил я к тому времени уже добрый десяток лет. Вопрос поставил ребром: персонал терапевтического отделения неэффективно потратил выделенные из фонда МСК деньги на мое излечение: ориентировочно 2600–2750 рублей. В итоге пробыл я на излечении лишних 12 суток — и все равно не крепко стою на ногах. Напрашивался вывод: медицинская страховая компания вправе истребовать с ГКБ-61 возврата выделенных средств за плохо выполненную работу. Расчеты подтвердил я конкретной фактурой. Не отпереться и не отвертеться.
Заявление отправил не почтой, пошел в МСК пешком. Нашел их офис на 3-й Фрунзенской в великолепном особняке из красного кирпича. «Кляузу» никто не хотел принимать, мотивируя отказ тем, что «в данный момент технологический перерыв», что «сегодня день неприемный», что «жалобы без паспорта не рассматриваются», что «все работники и без того перегружены делами»… Тогда я тихим голосом сказал, что к делу подключу городскую прокуратуру.
На шум явилась главный специалист Соколова А. Ф.
— Какой вы больной, — изрекла дама с дрожью в голосе. — Вы не больной, вы насильник.
Я тоже не отмолчался:
— С волками жить, — говорю, — по-волчьи выть!
Заявление, тем не менее, приняли и зарегистрировали.
Время быстро летит, а сказка долго сказывается. Месяца через два обнаружил я в почтовом ящике тощий конверт. В нем оказалось письмо из «родной» МСК. Цитирую по подлиннику:
«Ваше обращение внимательно рассмотрено экспертным отделом с выездом на место. При изучении медицинской документации установлено… В соответствии с клиническим анализом (хронический слизисто-гнойный бронхит, в стадии обострения. Эмфизема легких. Пневмосклероз) Вам в полном объеме проведены необходимые обследования и показанное (?) лечение.
Ваше обращение в МСК детально рассмотрено с руководством больницы. Претензии приняты к сведению. Руководству ГКБ № 61 рекомендовано усилить контроль (!) за организацией лечебного процесса и качеством оказания медицинской помощи.
В свою очередь, компания «Солидарность для жизни» готова оказать вам помощь в организации консультации в одном из квалифицированных медучреждений Вице-президент Л. Любимова.
18.1.1999 г.».
Подумалось: мой горький опыт поможет коллективу клиники, говоря казенным языком, изжить подмеченные недостатки. Но максималисту хотелось большего! Приключения на больничной койке собственные и бедолаг-сопалатников решил предать огласке. Короче, замыслил откровенный репортаж.
Из разных мест пришло много откликов от малоимущего контингента. Номенклатурщики и приравненные к ним, разумеется, помалкивали. Ведь они имели все — их врачевали по высшему разряду… Дважды в год медосмотр по полной программе, с головы до пят. По индивидуальной схеме — строгий фитнес с гольфом и теннисом; санаторный отдых на элитных зарубежных курортах. Да, господам на жизнь грех жаловаться. Слава богу, наконец-то все расставлено по своим местам. Всяк занимает отведенную ему нишу. В том числе и в сфере медицинского обслуживания.
В ворохе редакционной почты оказалось письмо с грифом Комитета здравоохранения Москвы. Это, понятно, льстило, в то же время и настораживало.
Известно всем: чиновники теперь неохотно общаются с прессой, тем более считают ниже своего достоинства отвечать на критические выпады. Местечковая философия: «На каждый чих-де не наздравствуешься, — работать будет некогда». В обществе сложилась анекдотическая ситуация: журналисты лезут из кожи вон — пописывают! — чиновная же гвардия вышедшую из-под пера «стряпню» с умным видом почитывает. Но не более того. В итоге создается видимость гармонии, покоя, общественного благополучия.
Как ни вспомнить тут слова забавной песенки, что певали еще наши родители. И снова на язык просится: «Все хорошо, прекрасная маркиза… Все хорошо, все хорошо!».
Порой же пишущая братия слишком много на себя берет. Ненароком вдруг глубоко копнет и выворачивает на поверхность пласты гадостей и мерзостей, на коих лежат свежие или давние отпечатки грязных лап чиновных вельмож. В таких случаях возникает шум и грай. Виновные (преступники), как правило, ускользают от наказания — и в худшем случае отделываются условным сроком или же подпадают под амнистию.
Со щелкоперами же все куда сложнее.
В нашем демократическом обществе возникли поразительные порядки, сложились удивительные нравы… Провинившихся журналюг к стенке не ставят, на каторгу в Сибирь (без права переписки) не ссылают. Слишком жестоко! Да и что Европа скажет? При этом журналисты куда-то безвозвратно исчезают: их кто-то отстреливает, словно уток на весенней охоте. Еще нашего брата «остепеняют» и приводят в чувство штрафными санкциями… Чуть-чуть пишущий не потрафил — выкладывай миллион, а то и все три за публичное оскорбление «физического лица» из властного департамента — банальная прокурорская формула, которую никому еще не удалось переспорить. Для усиления тяжести приговора обыкновенно добавляют еще и такие «занозы»: автор-де передергивал факты, пережарил их или же пользовался непроверенной информацией.
Штраф, повторяю, еще полбеды. Есть дела неподсудные, к коим СМИ не подпускают и на пушечный выстрел. Но ведь запретный плод особенно заманчив. Так возникает почва для инакомыслящих, для диссидентов, для тайных и явных коррупционеров. На всю эту пакость, скажем так, падки публицисты — особенно «золотые перья» журналистики. Им это даром не проходит! Их карают со всех сторон. Они становятся жертвами ДТП, их убивают в подъездах собственных жилищ, в темных закоулках, в лифтах, на городских площадях, на отдыхе, во время непосредственного исполнения служебных обязанностей.
Но более всего поразительно и в то же время немного смешно то, что при этом непременно является сволочь из нашей же когорты, которая, захлебываясь от экстаза и бия себя по бокам задристанными перьями, кликушествует: «Ах, как плохо жилось журналистам при советской власти! Не было ну никакой свободы печати. Нам платили жалкие гроши, не хватало даже на вареную колбасу. Не выпускали за границу… Сексом запрещали заниматься в служебных кабинетах. Теперь же все-все доступно, в том числе и мужеложство… Ну чего еще творческой личности надобно. Садись и пиши, никто ни в чем тебя не ограничивает… Вот что такое демократия!».