Вид с метромоста (сборник)
Шрифт:
Но при этом он не был гордецом или зазнайкой. Он был очень мил и приятен в общении. По воскресеньям мы часами курили, сидя на лавочке во дворе, и запросто болтали о том о сем.
Проницательный читатель уже догадался о секрете нашей дружбы.
Мы были соседями, и наши дети были ровесниками. По будням с его сыном гуляла няня или жена, а в воскресенье выходил он сам.
Он мне частенько звонил и предлагал сходить вместе куда-нибудь – в Дом актера или Дом кино. Или поужинать в Доме литераторов: у него туда
Я отказывался, но он не обижался и всё равно звонил, звал то туда, то сюда.
Один раз он позвонил мне и сказал:
– Зря ты позавчера со мной не пошел. Такой спектакль был! Такой!
– Какой? – спросил я, потому что уж забыл, куда он меня звал.
– «Царь Фёдор Иоаннович», – сказал он. – В Малом театре. Смоктуновский в главной роли. Умереть, какая постановка. И как играет!
– Смоктуновский, понятно же, – сказал я.
– Да, – длинно вздохнул он. – Я три дня просто больной хожу, всё думаю… Деньги, шубы, машина, дача – какая это всё муть на самом деле! Какая глупость! Какая дрянь! Какая мелочь!
– Понятно, – я вздохнул ему в ответ.
– Не знаю, как жить, – прошептал он. – Власти хочется! Власти!
Главное событие XX века
Мой приятель рассказывал, как он сдавал историю философии.
Дело было в начале семидесятых.
В числе экзаменаторов был один незнакомый старик. Все вокруг него суетились: пересаживали со стула на кресло, закрывали форточку, ставили перед ним стакан чаю, шепотом спрашивали, с лимоном или без.
– Без лимона, ежели возможно, – суховато отвечал он. – Но с сахаром.
Очевидно, это был какой-то легендарный профессор.
Был он очень стар, лыс и сед. Небольшого роста, в негнущемся синем костюме и весь какой-то ненастоящий. Казалось, он был сделан из желто-розового туалетного мыла и нежнейшего тополиного пуха. На нем были круглые выпуклые очки. Стекла очков были сильно исцарапаны. Это разрушало образ, придавало профессору неожиданное сходство со слесарем.
Моему приятелю достался Демокрит.
Он быстро рассказал всё, что знал о Демокрите, а потом добавил, что Платон так ненавидел Демокрита, что даже хотел сжечь его сочинения. Потому что Платон был идеалист, то есть нехороший человек, а Демокрит – материалист и прогрессивный мыслитель. Догадался про атомы. То есть хороший человек.
Так было в учебниках. Так нас всех учили.
Экзаменаторы согласно закивали.
Но вдруг этот самый профессор подал голос:
– Позвольте, позвольте! А вы помните, что произошло в 1917 году?
– Конечно, помню, – сказал мой приятель. – А как же!
Он решил, что старик – марксист-ленинец с дореволюционным
Поэтому он радостно сказал:
– В 1917 году произошла революция!
– Именно революция! – сказал профессор. – Но вы про нее забыли!
– Я?! – мой приятель даже прижал руку к сердцу.
– Вы, вы! Не выкручивайтесь! В 1917 году Ева Закс доказала, что «атомы» Демокрита и «эйдосы» Платона суть почти одно и то же. С тех пор, молодой человек, так уж резко противопоставлять Платона Демокриту и вообще толковать о каком-то так называемом античном материализме – непозволительно!
И стал возмущенно размешивать чай в стакане.
Потом профессору вызвали такси и отвезли домой.
А моему приятелю поставили «отлично».
Революций много, а красный диплом – один.
Двойной тариф
Сергеев ушел с Нового года у Капустянских.
Вошли. Поздоровались. Разделись. Светка уже сапоги сняла. Вдруг он увидел, что в комнате стоит Нырков. А он специально спрашивал хозяев, кто у них будет, чтобы Ныркова не было.
– Олежек! – позвал Сергеев хозяина.
И сказал, что с Нырковым за один стол не сядет. Капустянский объяснил, что Ныркова привел Витя Бусыгин, без предупреждения. И ничего не поделаешь. «Старик, а хочешь, он сейчас прощения попросит при всех?» Последние слова он произнес громко. Нырков вышел в прихожую и протянул Сергееву руку:
– Прошу прощения при всех!
Но неискренне и ехидно. Мол, куда ты денешься.
Сергеев спрятал руку за спину и сказал:
– Светка, надевай сапоги, мы уходим.
Олежек Капустянский обнял Светку за плечи:
– Мы ее не отпустим!
– Ты вообще с ума сошел? – хныкнула Светка.
– Ах, так! – сказал Сергеев. – Ну, всем привет! Хэппи нью йиар!
И хлопнул дверью.
Вышел на улицу, достал мобильник, вызвал такси.
Такси приехало скоро. Десять минут, как обещали. «Рено Логан».
Шофер была женщина. Сергеев глазам своим не поверил. Поглядел на карточку с фамилией. Так и есть.
– Привет, Ленка, – сказал. – Во дела! Что ж ты в новогоднюю ночь?
– Двойной тариф, – сказала она. – А у меня дети. Привет, Костя.
– А муж? – спросил он.
– Ладно тебе, – сказала она. – Одно воспоминание. Куда ехать?
Сергеев назвал свой адрес и спросил:
– А детей много?
– Близнецы. Толя и Костя. В честь тебя и Тольки.
– А чего ты за Тольку пошла?
– Потому что ты был очень нерешительный, – сказала она.
– Тогда давай начнем всё сначала, – сказал Сергеев. – А сначала встретим Новый год. У меня есть, – он достал шампанское из портфеля: слава богу, не успел вытащить в гостях.