Вихрь переправ: 2. И мир станет чуточку шире
Шрифт:
Первым бросился в глаза ярчайший зелёный плащ, сочная краска которого, казалось, вступила в соревнование с нежной и юной листвой акации. Стройные, обтянутые чёрным капроном ноги до колен прикрывал плащ; тонкие, точёные стопы венчались лаковыми чёрными туфельками на изящных каблучках – на взгляд Луки, самой прекрасной обувью когда-либо ею виданной. Но более всего девочку заворожили длинные прямые волосы незнакомки. Они будто полыхали живым огнём, переливаясь в солнечном свете всеми оттенками красного. Лука мысленно сравнила их со своими – непослушными, тускло-рыжими, почти
– Ну, здравствуй, – произнесла незнакомка так тепло и душевно, будто знала Луку всю жизнь, но по воле обстоятельств не навестила её ни разу за девять лет. – Как поживаешь?
Девочка молчаливо смотрела на женщину, молодую и красивую, с нескрываемым любопытством осматривая каждую деталь дамского наряда.
– Наверное, хорошо здесь, когда акация в цвету, – благодушно добавила незнакомка, она прямо и выжидающе смотрела на девчушку, что серым воробушком стояла подле неё. – И пчёл немало должно быть тут. А ты пробовала вересковый мёд?
Наконец их взгляды встретились и Лука вздрогнула.
За столько лет у неё было предостаточно времени на разглядывание собственного отражения. Довольно часто она останавливала на зеркальной поверхности свой взор, подолгу застывая и не моргая до боли в очах. Точно жаждала там отыскать ответ на самый главный вопрос.
Тёмно-карие с вишнёвым отливом глаза женщины так сильно напомнили девочке её глаза, в обрамлении золотистых и густых ресниц, что у Лукерьи на секунду перехватило дыхание. Но она справилась с накатившим волнением, и живой блеск, вспыхнувший было в её взгляде, вновь остыл.
– Я не люблю мёд, – с безразличием ответила она.
– Но мёд сладкий. Разве ты не любишь сладкое? – В тёмных глазах дамы промелькнули задорные искорки.
– Люблю. А мёд – нет.
– Но почему? – не отставала упрямая незнакомка.
– Он горчит, – просто ответила Лука.
– А почему ты одна гуляешь? – последовал тут же новый вопрос от любопытной дамы.
– Потому.
– У тебя нет подруг?
– Есть. Там. – Лука указала рукой в сторону, где слышны были весёлые перекликающиеся голоса одноклассниц.
Лицо женщины отчего-то сделалось серьёзным. Она плотно сомкнула губы, сочные, малиновые – самые красивые на свете, как подумалось Луке. Затем будто о чём-то вспомнив, дама погрузила узкую белую ладонь в карман плаща и вынула её на свет, сомкнув в кулачок.
– Подойди, – попросила она девочку. – Я тебе кое-что отдам во владение.
Любопытство присуще всем детям, и Лукерья, замкнутая и отстранённая, не была лишена стремления узнать что-то новое. А незнакомка просто излучала ауру неведомого и притягивала Луку, хоть та и старалась придать себе невозмутимый вид безразличия.
– Ну же, не бойся, подойди – улыбнувшись, повторила женщина.
Её улыбка подкупала доверием, таким искренним и чистым, и более не раздумывая, Лука подошла совсем близко и с нетерпением уставилась на сжатую ладонь, предвкушая что-то жутко интересное.
В Кронсе редко происходило что-то стоящее и достойное её внимания. Самым желанным для Луки была ежегодная поездка в Диво, как ей казалось, далеко
Именно в Диве, с жадностью впитывая всё незнакомое и новое, Лука впервые увидала одуванчик. Этот солнечный и душистый цветок показался ей прекраснейшим созданием на свете. Рвать одуванчики она не желала, свято чтя жизнь, как ей привила няня Жули, но пройти мимо маленьких солнц спокойно не могла. Потому бойкие и шумные воспитанницы Кромса частенько видели, как их странная одноклассница часами просиживала на траве, что-то нашёптывая цветкам и при этом их нежно поглаживая. Девочки в этом видели причуду, сама же Лука – просто невообразимую метаморфозу, от которой её сознание сотрясалось поистине вселенским громом.
Яркие шляпки солнечных цветов превращались в дымчатые шары и от напористого дуновения ветра одуванчики расставались с головными уборами, становясь лысыми и убогими. Это преображение вызвало к жизни несколько теорий. Сначала Лука решила, что это какое-то волшебство, на одуванчики, безусловно, кто-то наложил чары, и поэтому они менялись столь чудесным образом. Но после, повзрослев, девочка увидела скоротечность жизни – цветение и увядание. Но магия не угасла в её понимании окончательно, она по-прежнему верила, что цветы заколдованы. Она просто не желала видеть простоту сути вещей, это было неинтересно. Волшебство обязано было присутствовать везде, иначе какой смысл в жизни?
Незнакомка медленно разомкнула тонкие пальцы, в центре ладони лежал камешек. Не крупнее средней фаланги большого пальца, гладкий и прозрачный, светло-оранжевый с тёмной крапинкой.
– Это янтарь, – пояснила женщина, протягивая камешек Луке. – Знаешь, что это?
– Нет, – тихо ответила девочка, не решаясь принять дар.
– Это древесная смола, застывшая очень-очень давно. Бери смелее.
Лука всё же ухватила камешек кончиками пальцев, осторожно, словно боясь раздавить.
– В некоторых камнях попадаются пленники, – заметила женщина, явно довольная тем, что её вещь принята. – И в этом янтаре есть маленький пленник. Посмотри внимательно. Видишь это пятнышко внутри камешка?
Лука кивнула и, поднеся гладкий камешек близко к лицу, сощурила глаза, силясь разглядеть пленника камня.
– Это жучок, – подсказала незнакомка. И Лука распознала тонкие лапки и жёсткокрылое тельце малюсенькой бедолаги, по воле случая угодившей в смоляной плен.
Лука протянула камень с пленником обратно, но дама, покачав головой, отказалась его принимать.
– Это подарок, – произнесла она так ласково, что у девочки защемило в груди. – Янтарь камень не простой. Если поднимешь его к небу и посмотришь на него, то увидишь заключённое в нём солнце.