Вихрь переправ: 3. С собой проститься придётся
Шрифт:
Вопреки прямому приказу, Нил Хотин не покинул землю благословенных, затаившись в крысиной норе Дханпурских трущоб. Проще простого отозваться на мысленный призыв хозяина и, наняв переправщика, унестись обратно в Вирию. Это просто даже для него, хотя переправа давалась ему легко, в отличие от прежних друзей. И вернись он в Гориницы, ничто не мешало продолжить то, от чего его оторвал роковой день в Айвовом тупике: работать в мясном цехе гипермаркета «Атлас» и доучиваться на пищевого технолога.
Учёба дымным облаком виделась теперь его замутнённому взору, по ней он и тосковал и презирал себя за слабину. Его маленький
Тут же память не вовремя вытаскивала перед его мыслимым взором друзей. Дружеский круг родственных душ. Лицемеры! Ненависть удушливой волной вскипала, будоража желчь. Как? Как смели они зваться его друзьями? Ведь никто, ни один из тех гадёнышей ничегошеньки не сделал, чтобы помешать твари, прислуживавшей Астрогору. Никто не бросился за Волкодлаком и не отбил «друга» из жуткой собачьей пасти. А ведь ему было так больно и беспредельно страшно!
Когда Матфей и остальные удрали, а вурдалак отыскал своего прислужника, глядя в полные страха глаза Нила, тот с насмешкой заявил, что так всё, оказывается, было спланировано изначально. Конечно, лучше было бы, если б удалось схватить всеслуха, но запасной вариант на то и вариант, чтобы сработать на случай провала основного.
Нет, не сразу его подвергли инициации. Подготовка к ритуалу даже немного затянулась, кажется, ушло около дня или чуть дольше, – он плохо помнил, манипуляции с его сознанием не прошли без последствий, некоторые временные границы приняли зыбкие очертания.
Да и о самом «обращении» ему бы хотелось забыть, хотя в действе отсутствовал жертвенный камень, на который в жанре ужасов должны были его уложить. Не творились и иные священнодейства, будь то бормотание заклинаний главаря вурдалаков в тёмном балахоне с капюшоном и прославления Дьявола. Ничего подобного. Парня с аккуратно промытой, заштопанной и перевязанной рукой привели в кабинет Револьда Астрогора, где тот кратко прояснив ситуацию, поставил перед фактом Нила: или тот соглашается добровольно принять кровь, или это произойдёт против его воли. Нил отказался, и всё прошло по второму сценарию.
Двое подручных держали юношу, поставив того на колени и задрав голову, а Астрогор рассёк себе запястье серебряным кинжалом, после чего поднёс кровоточащей раной к губам пленника. Нилу зажали нос, и выбора не осталось. Тёплая, чуть солоноватая, с металлическим привкусом жидкость заструилась по языку в горло. Опять же, сколько ушло на то время, Нил не помнил – секунды, минуты, всё стёрлось, оставив неизгладимый отпечаток ощущения. Когда его опустили по приказу главного, сильный спазм скрутил живот и организм изверг чужую кровь с болезненной судорогой, обжигая пищевод желчью. Казалось, на этом всё.
– Это нормально, – услышал над своей головой он холодный голос мучителя. – Что нужно, уж впиталось.
И уже ночью впервые он почувствовал в полной мере ту каплю чуждой крови, что отныне, как микроб, завоёвывала и убивала его собственную кровь. Голос в голове разбудил среди ночи и потребовал делать всё так, как ему угодно. И к чудовищному изумлению Нила, тело с готовностью подчинилось приказу, игнорируя волю хозяина. Боль прожигала голову всякий раз, когда юноша предпринимал попытку вернуть себе контроль над телом. В какой-то миг безжалостный голос Астрогора в голове обратился напрямую,
«Если ты продолжишь в том же духе, я взорву твой разум, и ты канешь в слабоумии, но тело твоё всё равно продолжит ходить, бегать и совершать всё, что требуется мне».
– А если я подчинюсь?! – в отчаянии воскликнул пленник, беспомощно озираясь вокруг себя, где кроме него никого не находилось.
«Тогда я позволю тебе сохранить разум и время от времени, когда в тебе не будет необходимости, я буду разрешать тебе жить, как хочешь ты».
Страх сыграл свою роль. Теперь, месяц спустя Нил сомневался, что тогда, заключив сделку с дьяволом, он сохранил свой разум. Астрогор по капле вытягивал из него сущность, всё больше оболванивая и обращая в пустышку. Те же сомнения будоражили и доводили до исступления: как чья-то кровь была способна на губительный эффект? Это точно не магия, да Нил и не верил в подобные бредни. Инфекция? Неизвестный медицине штамм болезни? А это уже попахивало из области фантастики.
Однажды он рискнул напрямую спросить у одного из подручных главаря: дескать, неужели господин через свою кровь повелевает всеми? Или так у всех вурдалаков – кто обращён, тот в подчинении. В ответ он услышал откровенный смешок. Рядовой «упырь» назвал новичка чудиком с богатой фантазией и заверил, что Револьд – не Дракула какой-то, но силой всё ж наделён, а повелевает не всеми, а лишь горсткой нужной ему людей и то, когда это ему нужно.
Кровь, поглощаемая впопыхах или растягиваемая долгими тягучими глотками, успокаивала Нила, заверяла его минутным покоем, отгораживая от хозяина зыбким барьером забытья. Благо доноров навалом – вопрос в цене. И никаких укусов в шею: бабкины сказки остались в книжках, пусть и дальше пугают малышню и легковеров, в жизни всё иначе, хотя без грязи не обойтись.
Иной раз он ловил себя на вопросе – а так ли уж ему хочется сорваться с крючка? Кровь объединяла всех вурдалаков в одну семью, в сеть, из которой уже не выбраться. И возносясь на пик сиюминутного удовольствия, его даже охватывала эйфория, пусть скоротечная, но сладкая и ярчайшая настолько, что подле мёд казался горьким ядом, а радуга – выцветшим шаблоном.
И если бы Нил Хотин обладал хоть мельчайшей крупицей дара Дельфийского Оракула, то заглянув за краешек будущего, содрогнулся бы. Ведь как бывает: горы падают, распадаясь на груды бесполезных камней, в то время как один камешек, угодив в глинистую массу, при удачном ускорении способен сотворить гору. Именно участь подобного камешка проглядывалась за занавесом близившегося грядущего.
«Нил! – требовательно и непререкаемо раздалось в голове у юноши. – Ты нужен и срочно».
Молодой человек, утратив волю над телом, упал на грязный пол подвала, где обитал последние два дня и закатил глаза. Цвет холодного моря сменили грозовые тучи неба. По лицу пробежала судорога, будто кто-то силился протиснуться наверх. Взгляд более глубокий, проницательный и оценивающий прошёлся вокруг, пухлые губы сжались в недовольстве. Веки сомкнулись и задрожали, а рот искривился.
«В какой помойке ты живёшь? И ради этого я тебя сюда отсылал? – сетовал голос Астрогора в голове у Нила, тот же беспомощно слушал не в праве возразить или послать к чертям деспота. – Тебе следовало уже давно отбыть из Агнишандира, Нил. Какого Дьявола ты забился в это захолустье, словно крыса?!».