Вик

Аврора Белль

— Испытай меня.

Между нами воцарилось долгое молчание, и как только я была уверена, что она закончила этот разговор, Аника покусала ноготь на большом пальце, на ее лице отразилось рассеянное выражение, и она начала говорить.

— Мы уже давно вместе, впятером. Мы выросли вместе. Мы вместе проводили каникулы. Мы всегда были… вместе. Я думаю, ты могла бы сказать, что это был только вопрос времени, когда кто-то возьмет и влюбится. — Ее глаза стали грустными, когда она объяснила: — Я всегда видела себя выходящей замуж только за одного мужчину. — Как будто раскрыла

слишком много, она покачала головой и произнесла: — Ну, это не относится к делу. Я ухожу от темы. — Затем она посмотрела мне в глаза и начала заново. — Когда я узнала, что у Льва будет ребенок от Ирины… — Она замолчала на секунду, а потом ее голос дрогнул. — …Я увидела надежду.

Лев, обрюхативший Ирину, дал ей надежду?

Я нахмурилась в замешательстве. Это не имело никакого смысла.

Руки Аники задрожали, когда она пояснила:

— Я обрела надежду, потому что…— грубый выдох вырвался из нее, когда она пыталась подобрать слова. Она быстро моргнула. — Потому что…— Слезы навернулись на ее глаза, и она изобразила водянистую улыбку, от которой разило стыдом. — Потому что, если он мог любить кусок дерьма вроде нее, тогда и у меня была надежда.

У меня заныло в груди от неожиданного заявления. Это ошеломило меня и заставило замолчать.

Ее губы задрожали, когда первые слезы стекали по ее лицу, и я не могла не заметить, как тряслись ее руки. Она прерывисто дышала, прохрипев:

— В жизни есть вещи похуже, чем выйти замуж за самого дорогого друга. Одна из таких вещей — одиночество. Я никогда не могла быть с тем человеком, которого действительно хотела, поэтому выбрала того, кто был добрым, милым и надежным. — Она воспользовалась моментом, вытирая слезы, которые задержались на ее щеках. А потом она усмехнулась, слегка закатив глаза, как будто не могла поверить, что рассказывает мне это. — Если бы я только могла заставить его полюбить меня, я бы никогда не была одинока, потому что Лев — это и есть верность.

То, что она сказала, пронеслось у меня в голове, и когда она закончила, ее подбородок опустился, и она опустила лицо, прикрывая рот изящной рукой, выглядя крайне униженной тем, в чем она только что призналась.

И на секунду у меня сжалось сердце.

Она не могла намекать на то, что я о ней думала.

— Что ты говоришь? — Когда она осмелилась бросить на меня взгляд, испуганное выражение ее лица разбило мне сердце. Я терпеть не мог совать нос в чужие дела, когда она и так была подавлена, но мне нужно было разъяснение. — Ты хочешь сказать, что никогда по-настоящему не любила Льва?

Она всхлипнула, категорически качая головой.

— Нет. Я очень люблю его. — Но выражение ее лица стало грустным, а голос чуть громче шепота, когда она призналась: — Просто не так, как ты думаешь.

Что за черт?

Мой разум взорвался. Мой мозг превратился в кашу.

Один взгляд на женщину, и любой мог сказать, что она была искренней. Ты просто не смог бы подделать такого рода эмоции.

Сначала о главном.

— Кто-нибудь еще знает?

Аника издала короткий мрачный смешок.

— Да правильно. Сказать Нас, чтобы она надрала мне задницу за

попытку заполучить ее драгоценного Льва? Спасибо, не надо.

Тишина поглотила все вокруг.

Аника посмотрела на меня за мгновение до того, как повернулась и начала вытирать слезы, пытаясь поправить макияж, и когда мой озадаченный взгляд встретился с ее взглядом в зеркале, она прошептала:

— Как бы то ни было, меня это до смерти достало. Мне действительно жаль, Мина.

Я не знала, что сказать.

— Я имела в виду то, что сказала, — пробормотала она, выпрямляясь. — Ты спасла его. Если бы я измотала его настолько, чтобы он связал себя со мной обязательствами, он был бы несчастен со мной.

Она попыталась улыбнуться, но получилось мрачно. Когда она уходила, у меня возникло странное чувство, что в Анике было нечто большее, чем казалось на первый взгляд. И я не могла понять, как такая красивая женщина могла быть наполнена такой ненавистью к себе.

Глава 25

Настасья

Как и в случае с горем, существует пять стадий потери ребенка, за которым вы присматривали.

Сначала пришло отрицание, и когда я перевела взгляд от своего телефона на маленького парня, который должен был сидеть рядом со мной, но обнаружила, что его стул пуст, я замерла в замешательстве. Я нахмурилась, когда поднялась со своего места и пробормотала:

— Где ты, черт возьми?

Клянусь, он был здесь секунду назад.

Осматривая кабинет Саши, как будто пространство вокруг меня волшебным образом переместилось, позволив маленькому мальчику спрятаться, я стояла на открытой площадке и, ну, ничего не делала, потому что куда, черт возьми, он мог деться?

— Он не пропал, — пробормотала я себе под нос, начав его искать. — Он не мог уйти. Куда он пойдет?

Почти сразу же мой взгляд метнулся к открытой двери кабинета, и мои ноги легко задвигались на каблуках, которые я носила. Я выглянула за дверь и позвала:

— Трей?

Нет ответа.

И вот я начала искать. Сначала я двигалась в обычном темпе, открывая двери на ходу и, слегка хмурясь, поджимая губы. Прошло несколько минут, и я обнаружила, что мое беспокойство растет. Моё раздражение тоже.

Вторая стадия. Гнев.

— Где ты, маленькая личинка? — рявкнула я, едва не скользя, завернув за угол, когда мой нервный взгляд пробежался по всему открытому пространству клуба, но парня нигде не было видно.

И мои виски запульсировали.

Кто подумал, что будет хорошей идеей оставить меня присматривать за другим маленьким человеком?

У меня была одна, которую мне доверили, моя племянница, но я никогда не заботилась ни о ком другом. И никогда о мальчике.

Почему никто не предупредил меня о маленьких мальчиках?

Обычно я любила детей. Но этот маленький ураган на двух ногах вызвал у меня желание немедленно принять большую толстую дозу противозачаточных средств в качестве превентивной меры.

— Трей, — позвала я нараспев, сильно перегнувшись через переднюю часть бара, чтобы заглянуть за стойку. — Где ты? — спросила я.