Викинги (сборник)
Шрифт:
Кстати, если мы обратимся к современной эпохе, нетрудно удостовериться в том, что кровная месть в наше время сохранилась (или вновь возникает) там и тогда, где официальное правосудие отсутствует, либо оно бездеятельно и бессильно. И особенно там, где бессилие правоохранительных органов сочетается с пережитками родового строя .
В главах «Скажи мне, какого ты рода…» и «Я и МЫ» рассказывалось, что род, большая семья, родственный коллектив был в жизни древнего человека самым драгоценным и главным. Сгорел дом – родня мчалась на помощь погорельцам. Осиротели дети – немедленно находилось, кому забрать их к себе… И, конечно, стоило обидеть одного из родственников, как за него грудью вставали
С другой стороны, за убийцей тоже стоял род.
В упомянутых чуть выше главах говорилось, что, согласно понятиям той эпохи, в отрыве от своего рода человек мало что значил. Человек был прежде всего членом определённого рода, а отдельной индивидуальностью – уже во-вторых. Поэтому «дело об убийстве» решалось не между двоими людьми, а между двумя родами.
Специалисты шутят, что о скандинавах времён викингов можно написать художественное произведение в любом жанре: психологический роман, боевик, душераздирающую любовную драму, мистику, ужасы… – всё, что угодно, кроме… детектива. Детектив посвящён раскрытию преступления и выяснению, кто преступник. В древней Скандинавии (за редчайшим исключением) преступник сам направлялся к ближайшему жилью и подробно рассказывал, что случилось…
Почему? Причина очень проста. Если бы он попытался утаить содеянное, он прослыл бы среди соплеменников трусом и «немужественным мужчиной», неспособным к ответственности за собственные поступки. А это было самое худшее, что с человеком могло случиться в те времена. В главе «Поединок» будет приведена цитата из закона, согласно которой обозвать кого-либо «немужественным» значило произнести попросту непроизносимые речи! Поэтому, если только человек был не совсем уже законченным негодяем, бесповоротной потере репутации он предпочитал возможность весьма суровой расплаты.
Дальше события могли разворачиваться по-разному, в зависимости и от «состава преступления», и от характеристик тех «коллективных личностей», которыми являлись столкнувшиеся семьи. Могло кончиться примирением, могло – выплатой денежного возмещения (виры). Но если доходило до кровной мести, это была опять-таки месть одного рода другому.
Сказанное отнюдь не означает, что все мужчины из потерпевшей семьи брались за оружие и шли поголовно истреблять обидчиков. Вовсе нет. Просто мстили не самому преступнику, а его роду . Спрашивается, как же крепче всего «насолить» враждебной семье? А вот как. Истребить в ней самого лучшего, самого достойного человека. Которым преступник чаще всего не являлся…
Смешон на этом фоне эпизод из современного фильма, в котором викинг, у которого убили отца, является с друзьями во владения враждебной семьи и, не застав дома конкретных виновников, запрещает своим воинам кого-либо трогать: они, мол, ни в чём не виноваты.
На «родовой» момент следует обратить особое внимание. Как часто, живописуя варварскую удаль «свирепых викингов», авторы популярной литературы заставляют их по малейшему поводу пускать в ход оружие и кулаки! Между тем, поссорившись с кем-то и дойдя до состояния, когда руки действительно начинали «чесаться», человек вспоминал: если он не совладает с собой и прольёт кровь, отдуваться за него придётся всему роду. Причём, очень может быть, погибнет не он сам, а кто-нибудь ни в чём не повинный и притом уважаемый, достойный и мудрый… Всякий ли решился бы из-за ничтожной обиды навлечь подобное несчастье на свой род?
Вот по этой самой причине, как пишут авторитетные учёные, возможность кровной мести была не столько поводом для бесконечных кровавых разборок, сколько мощным сдерживающим фактором . Если бы дело обстояло иначе, люди просто вымерли бы, вырезав друг дружку.
История Торстейна и Бьярни
Детально разработанные современные законы оставляют судьям некоторый простор для толкования, для выбора той или иной меры наказания за проступок, в зависимости от множества разных условий. Вот и обычай кровной мести действовал не всегда одинаково. Люди старались восстановить картину происшедшего и учесть личные качества действующих лиц: может быть, потерпевший «сам напросился»? Может быть, это он напал на человека, а тот вынужден был обороняться? Да мало ли ещё что?..
Но даже если доходило до исполнения мести, события могли разворачиваться очень по-разному. В том числе и так, как рассказывается вот в этой истории.
«Жил в Солнечной Долине человек по имени Торарин, старый и почти совсем слепой. В молодости он был великим викингом. Он был человек не из покладистых, хотя уже и старый. Был у него сын по имени Торстейн, рослый, очень сильный и притом миролюбивый. Он работал за троих в хозяйстве своего отца. Торарин был небогат, но оружия у него было довольно. Ещё у отца с сыном был табун, и продажа коней приносила им хороший доход, потому что кони эти никогда не подводили в дороге и были непугливы…»
Так начинается сказание о Торстейне, которого впоследствии прозвали Битым. Неподалёку от их двора стоял дом богатого и знатного человека по имени Бьярни Боец. У Бьярни служил конюх, который был «очень задирист и всем давал почувствовать, что он работник у большого человека». А также двое слуг, два брата, – отъявленные сплетники и болтуны.
В те времена в Исландии, где происходило дело, существовала своеобразная забава – лошадиные бои. Злобных молодых жеребцов натравливали друг на друга, они били копытами и кусались, а зрители делали ставки. И вот пришёл черёд биться коню Торстейна с конём Бьярни. Конь Торстейна стал брать верх, и тогда конюх-задира ударил его палкой по морде. Торстейну это, понятно, не понравилось, он тоже огрел чужого коня, да так, что тот пустился бежать. Взбешённый улюлюканьем зрителей, конюх ударил шестом уже самого Торстейна: «удар пришёлся в бровь, так что весь глаз заплыл». Миролюбивый Торстейн не стал связываться с дураком, предпочёл проглотить обиду, – оторвал от рубахи лоскут, перевязал голову и вёл себя как ни в чём не бывало, только попросил людей не рассказывать о происшествии отцу.
Болтуны-работники, однако, подняли его на смех, прозвали Битым и нарочно позаботились, чтобы сплетня дошла до старого Торарина. У отставного викинга понятия о чести оказались совсем иными, чем у его сына. По его мнению, достоинству семьи был нанесён непоправимый урон; сына, не пожелавшего сквитаться с обидчиком, он обозвал трусом.
Все мы замечали: подобные слова от близкого человека слышать гораздо больнее, чем от чужого. Вот и Торстейн, не обращавший особого внимания на болтовню работников Бьярни, на сей раз не стерпел. Взяв оружие, он разыскал задиру-конюха и спросил его, не случайно ли он задел его шестом несколько месяцев назад. И предложил ему выплатить выкуп, если удар был намеренным. Конюх очень грубо ответил ему.
«– Будь тогда готов к тому, – сказал Торстейн, – что я, может, в другой раз просить не стану…»
И с этими словами он зарубил конюха насмерть. А потом пошёл к дому Бьярни и сообщил проходившей мимо служанке, что конюха, мол, забодал бык. Так он выразился не для того, чтобы скрыть правду: тогдашние люди никогда не спутали бы рану от удара меча с раной от удара бычьих рогов. Просто у древних скандинавов существовала любопытная форма похвальбы: человек, совершивший значительное деяние, зачастую намеренно говорил о нём, как о безделице.