Викинги

Бенгтссон Франц Гуннар

— Ты правильно говоришь,— сказал магистр,— я помню, что французский аббат Одо и его ученики проповедовали, будто женитьба — это зло для слуги Христова, и я считаю, что их мнение по этому вопросу — верное. Но хитрость Дьявола не имеет границ, и, многочисленны его уловки. Так что теперь я здесь, изгой и потерянный странник в царстве дикости, по­тому что я отказался вступить в брак. Таков мой второй грех, предсказанный мне колдуньей. А каким будет третий, я не осмеливаюсь и помыслить.

Они стали просить его продолжать свой рассказ, и после того как Йива дала ему подкрепиться крепким напитком, он рассказал им о своем втором грехе.

Глава 8. О втором грехе грешного магистра и о наказании, которому он был подвергнут за него

— Продолжая свой рассказ,— сказал магистр ме­ланхоличным тоном,— я должен сказать вам о том, что неподалеку от Хедеби проживает одна женщина по имени Тордис.

Она — благородного происхождения и одна из самых богатых женщин в тех краях, у нее много земли и большие стада. Она была рождена и воспитана язычницей. Благодаря своему богатству она выходила замуж три раза, хотя она еще и сейчас молода, и все ее мужья погибли насильственной смертью в войнах или междоусобицах. Когда был убит третий, она впала в глубокую печаль и по собственной воле пришла к епископу Эккарду, чтобы рассказать ему, что желает искать помощи у Бога. Епископ лично обучил ее христианскому вероучению и впоследствии крестил, после чего она регулярно посещала мессу, приезжая в церковь во главе целой процессии слуг с таким шумом и звоном оружия, как будто едет боевой командир. Гордыня ее была велика, а характер — упрямый. Поначалу она отказывалась разрешить сво­им людям оставлять оружие за пределами церкви, когда они входили туда, потому что в таком случае, говорила Тордис, они будут плохо выглядеть, идя по проходу. Однако, в конце концов, епископу удалось уговорить ее согласиться на это. Он приказал нам относиться к ней всегда с величайшим терпением, поскольку ее положение давало возможность сделать много полезного для святой Церкви. Не могу отрицать, что несколько раз она приходила к епископу с богаты­ми дарами. Но с ней было трудно, особенно, мне. Потому что, как только она меня увидела, то сразу же воспылала страстью к моему телу, и однажды после мессы она подождала меня у выхода и попросила благословения. Я благословил ее, а она в это время оглядывала мое тело и сказала, что если я уделю некоторое внимание своим волосам и бороде, как пол­ожено мужчине, то смогу выполнять более ответствен­ные обязанности, чем проведение мессы.

— Можете приходить ко мне домой, когда пожела­ете,— добавила она,— и я позабочусь о том, чтобы вы не пожалели о своем визите. Затем она схватила меня за уши и бесстыдно поцеловала, хотя мой дьякон стоял поблизости, оставив меня в смущении и страхе. С Божьей помощью я к этому времени укрепился в сопро­тивлении женским соблазнам и был полон решимости вести себя безупречно, кроме того, она не была так красива, как те две женщины, которые сбили меня с пути истинного в Маастрихте. Поэтому я не боялся, что она меня совратит, но меня беспокоило, что она может повести себя неразумно, и было очень жаль, что епис­коп Эккард в это время отсутствовал — он был на церковной конференции в Майнце. Я уговорил дьякона никому не рассказывать о том, что он видел, хотя он сильно смеялся по своему невежеству и глупости. В этот вечер я молил Бога о помощи в борьбе против женщин. Когда я закончил молиться, я почувствовал себя на удивление окрепшим и решил, что она, веро­ятно, послана, чтобы показать мне, насколько хорошо я теперь могу противостоять соблазнам плоти. Но когда в следующий раз она пришла в церковь, я боялся ее не меньше, чем раньше, и пока еще пел хор, я помчался в ризницу, чтобы избежать встречи с ней. Но, отбросив всякую скромность, она последовала за мной и поймала меня до того, как я успел покинуть церковь. Она спро­сила, почему я к ней не пришел, несмотря на ее при­глашение. Я ответил, что все мое время занято делами.

— Нет ничего важнее этого,— сказала она,— пос­кольку ты — тот мужчина, на котором я хочу женить­ся, хоть ты и бритый. И я думала, что ты поступишь умнее, нежели заставлять меня ждать, когда ты при­дешь, после того как я дала тебе свидетельство того, что ты мне нравишься.

К этому времени я был сильно смущен и поначалу не мог придумать никакого более смелого ответа, чем тот, что по различным причинам я не могу покинуть церковь, пока отсутствует епископ. Потом, однако, я осмелел и решительно ответил ей, что брак — это такое удовольствие, которое не должны себе позво­лять слуги Христовы, и что блаженные отцы церкви не одобрили бы женщину, выходящую замуж в чет­вертый раз. Она побледнела, когда я это сказал, и с угрожающим видом подошла ко мне.

— Ты что, кастрат? — спросила она.— Или я слишком стара для того, чтобы возбудить тебя?

Она выглядела очень опасной в своем гневе, поэто­му я схватил распятие и держал его перед ней, затем стал молиться, чтобы злой дух покинул ее. Но она выхватила у меня из рук распятие с такой силой, что повалилась на спину и ударилась головой о большой шкаф. Но сразу же вскочила на ноги, громко зовя на помощь. И тут я — я не знаю, что сделал. Тогда моя судьба, от которой нет спасения, снова осуществилась, поскольку в драке, которая завязалась в церкви, на паперти и на площади

около церкви между ее людьми, пытающимися помочь ей, и добрыми горожанами, пытавшимися помочь мне, погибли люди с обеих сто­рон, включая помощника дьякона, которому отрубили голову мечом, и каноника Андреаса, выбежавшего из епископского дворца, чтобы прекратить драку, и полу­чившего камнем по черепу, от чего он умер на следу­ющий день. Наконец, женщину прогнали вместе с теми ее людьми, которые еще были способны бежать, но мое отчаяние было очень велико, когда я осмотрел поле боя и подумал, что два священнослужителя уби­ты из-за меня. Когда вернулся епископ Эккард и узнал, что произошло, он счел главным виновником меня, поскольку, сказал он, он ведь строго наказал, чтобы к этой женщине, Тордис, относились с величай­шим вниманием и терпением все мы, а я не послушал­ся его приказа. Я должен, сказал он, исполнять все ее желания. Я стал умолять его назначить мне самое суровое наказание, потому что мысль о моем грехе больно ранила меня, хотя я и понимал, что не мог избежать его. Я рассказал ему о пророчестве колдуньи и о том, как я совершил второй из трех предсказанных мне грехов. Епископ сказал, что не хочет, чтобы я находился в Хедеби, когда придет время совершать третий грех, и наконец они придумали для меня под­ходящее наказание. Епископ приказал мне совершить паломничество на север, в страну диких смаландцев и выкупить у них ревностного слугу Божьего отца Се­бастьяна, которого три года тому назад послали к ним проповедовать Евангелие, и он с тех пор прозябал там в жестоком рабстве. Вот туда я и направляюсь, это и есть моя миссия. Теперь вы знаете столько же, сколь­ко и я, обо мне и о моих несчастьях.

На этом он и закончил свой рассказ. Йива засме­ялась и дала ему еще пива.

— Похоже, не везет тебе с женщинами, как бы ты к ним ни относился,— сказала она,— несмотря на все то, что ты прочитал в книге про искусство любви. И я не думаю, что в этих краях тебе с ними повезет больше.

Но магистр Райнальд ответил, что покончил со всей этой ерундой.

— Ты, наверное, очень глупый человек во многих отношениях,— сказал Орм,— и твой святой епископ тоже, если вы думаете, что сможете выкупить своего священника у смаландцев, или надеетесь, что тебе удастся спасти свою собственную жизнь без помощи серебра и золота.

Магистр покачал головой и печально улыбнулся.

— У меня нет золота и серебра,— сказал он,— поскольку я не намерен предлагать металл смаланд-цам в обмен на отца Себастьяна. Я хочу предложить им себя в качестве раба вместо него. Я моложе, чем он, и сильнее, поэтому я думаю, они согласятся на обмен. Таким способом, я надеюсь в некоторой степени искупить свою вину за то, что стал причиной смерти двоих священников.

Все были изумлены этим ответом и поначалу не хотели верить, что он говорит серьезно. Но магистр поклялся, что это так.

— Думаю, что я столь же хороший христианин, как и большинство людей,— сказал Орм,— но я бы лучше совершил какие угодно грехи, а не предложил бы себя в рабы.

Отец Виллибальд сказал, что такое христианское рвение может проявить не каждый, но что магистр поступает правильно.

— Твое рабство не продлится долго,— добавил он,— поскольку осталось уже не более пяти лет до пришествия Христа на землю, согласно самым точным подсчетам. Следовательно, если ты будешь избегать женщин и у тебя больше не будет из-за них непри­ятностей, вполне возможно, что тебе удастся окрестить многих смаландцев до того, как этот день насту­пит, и в этом случае ты сможешь со спокойной со­вестью предстать перед судом Божьим.

— То, что ты говоришь — правильно,— ответил магистр,— то же самое и мне пришло в голову. Но самое плохое то, что я еще должен совершить свой последний грех, а колдунья сказала, что он будет самым тяжким.

Никто из них не мог придумать, как его утешить, но Орм сказал, что, может быть, пройдет довольно долгое время, прежде чем он совершит свой третий грех.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты совершал его, пока гостишь в моем доме,— сказал он.— Но будь уверен в том, священник, и ты, Спьялле и вы, ирландские мастера, что можете оставаться здесь столько, сколько захотите.

— Я тоже этого хочу,— сказала Йива.

Они поблагодарили их обоих за приглашение, но Спьялле сказал, что сможет пробыть еще только не­сколько дней.

— Потому что я не могу затягивать свое путешес­твие,— пояснил он,— ведь удача шведских королей привязана к моей ноге.

Оба шута сказали, что пойдут вместе со Спьялле, поскольку они тоже направляются в Уппсалу. Если им там не понравится, на свете есть много других коро­лей, которые будут им рады.

— Мы можем пойти в Норвегию,— сказали они,— где сейчас королем Олоф Тригвассон, говорят он стал ревностным христианином. А может направимся в Восточную Страну к князю Вальдемару Гардарикскому, известному своей могущественностью и богатст­вом, говорят также, что он хорошо относится к людям искусства.