Виктор Суворов: исповедь перебежчика
Шрифт:
Я быстро просматриваю все. Выбираю одну. И несколько секунд думаю над тем, что же мне написать. Потом беру ручку и пишу три буквы: GRU. Карточку вкладываю в конверт. Конверт заклеиваю. Пишу адресат — “Правительству Ее Величества”. На конверте ставлю свою персональную печать “173-В-41”.
— Это все?
— Все. До свидания.
Я снова в лесу. Вот моя машина. Я гоню ее дальше и дальше. Теперь встреча с местной полицией тоже может быть опасной. Советское посольство могло сообщить в полицию, что один советский дипломат сошел с ума и носится по стране. Могут сообщить в Интерпол,
Теперь мне нужна телефонная связь с британским посольством. Я должен объяснить ситуацию, пока какой-нибудь деревенский полицейский пост не остановил меня и не вызвал советского консула. Тогда будет поздно что-нибудь объяснять. Тогда после первой встречи с консулом у меня вдруг пойдет обильная слюна, я начну смеяться или плакать, и за мной пришлют специальный самолет. Пока слюна еще не пошла, я буду пытаться. Укромные телефоны у меня на примете есть.
— Алло, британское посольство, я направил послание. Я знаю, что меня не соединят с послом, но мне нужен кто-то ответственный. Мне не надо его имя, вы там сами решайте. Я направил послание.
Наконец они кого-то нашли.
— Слушаю. кто говорит?
— Я направил послание. Тот, с кем я его направил, знает мое имя.
— Правда?
— Да. Спросите его.
Трубка некоторое время молчит. Потом оживает.
— Вы представляете свою страну?
— Нет. Я представляю только себя.
Трубка снова молчит.
— Чего же вы хотите?
— Я хочу, чтобы вы сейчас вскрыли пакет и послание передали британскому правительству.
Трубка молчит. В трубке какое-то сопение.
— Я не могу вскрыть конверт, так как он адресован не мне, а правительству.
— Пожалуйста, вскройте пакет. Это я его подписывал. Я так подписал, чтобы его содержание не стало известно многим. Но вам я даю право его вскрыть.
Далеко в телефонных глубинах какое-то шептание.
— Это очень странное послание. Тут какой-то ресторан.
— Да не это. Посмотрите на обороте.
— Но и тут странное послание. Тут только какие-то буквы.
— Вот их и передайте.
— Вы с ума сошли. Послание из трех букв не может быть важным.
— Это будет решать правительство Ее Величества: важное послание или нет.
Трубка молчит. Какое-то то ли потрескивание, то ли шипение. Потом она оживает:
— Я нашел компромисс. Я не буду посылать радиосообщение, я перешлю ваше сообщение дипломатической почтой! — В его голосе радость школьника, который решил трудную задачу.
— Черт побери вас с вашими британскими компромиссами! Сообщение может быть важное или нет, не мне решать, но оно срочное. Через час, а может, и раньше будет уже слишком поздно, но знайте, что я настойчивый и, если начал дело, его не брошу. Я буду звонить вам еще. Через пятнадцать минут. Пожалуйста, покажите послу мое послание.
— Посла сегодня нет.
— Тогда покажите кому угодно. Своей секретарше, к примеру. Может, она газеты читает. Может, она подскажет вам решение.
Я бросаю трубку.
Я меняю место. Я обхожу деревню. Я
Звоню в британское посольство. Попытка вторая и последняя. Я редко кого дважды просил, а трижды никогда. И никогда впредь. Впрочем, немного мне осталось.
Я обещал позвонить через пятнадцать минут, но вышло только через сорок три: у намеченного мной телефона было людно.
— Британское посольство?
— Да
Но изменилось решительно все. Короткий ответ звучит резко и четко, как военная команда. Все тот же мужской голос:
— У вас все хорошо? Мы волновались. Вы так долго не звонили.
— Мое послание.
— Мы передали ваше послание в Лондон. Это очень важное сообщение. Мы уже получили ответ. Вас ждут. Вы готовы?
— Да
— Адрес на карточке — это место, где вас надо встретить?
— Да
— На карточке не указано время. Это означает, что вас надо встретить как можно быстрее?
— Да
— Мы так и думали. Наши официальные представители уже там.
— Спасибо.
Это слово я почему-то произнес по-русски. Не знаю, понял ли он меня».
«“Жопа” просит кирпича!»
— Я прочитал, конечно, «Аквариум» (и не раз), но все же спрошу: когда ты только начинал в ГРУ работать, как вас пугали, какие за возможную измену Родине кары сулили? Говорили, что, предположим, убьют, четвертуют, колесуют?
— Мне очень часто приходится слышать: «“Аквариум” начинается с того, что человека сжигают, — это правда или ты все придумал?». Этот вопрос задают железно, всегда, но давай подойдем по-другому. Вот представь: ты восседаешь в шестом подъезде Центрального Комитета Коммунистической партии СССР на Старой площади (там был отдел административных органов, который контролировал КГБ, ГРУ, тюрьмы, суды, прокуратуру). Ты большущий начальник, под пиджаком у тебя три звезды, на брюках лампасы, еще где-то знаки отличия спрятаны — ну, такой весь цивильный, и последняя вдобавок инстанция — всех из КГБ и из ГРУ за рубеж выпускаешь. Иногда эти ребята носят там по долгу службы «кирпич».
— …а то и два…
— Бывает. «“Жопа” просит кирпича»! (Смеется.) И вот ты значительный весь такой, преисполненный важности: этот пускай едет, а тот пока нет, но как только кто-нибудь погорит, тебе где-то палочку сразу рисуют и, когда их наберется достаточно, могут выгнать, потому что врагов у тебя немерено. Там же вокруг кобры — иной раз и кусались.
— Все же на это место хотели попасть…
— Вот, а тебе нужно как-то держать все в руках. Вызываешь, к примеру, меня и спрашиваешь: «Владимир Богданович, а вы в коммунизм верите?». Я киваю: «Ага!» (Смеется. ), ведь ты понимаешь, что если верю, то я идиот и меня выпускать нельзя. Ну, не может человек в коммунизм верить, когда, как нам обещают, каждый будет работать по способностям, а получать по потребностям. Ребята, вы знаете, сколько Танюшке моей бриллиантов по потребностям надо? А туфель?