Виктор Вавич (Книга 2)
Шрифт:
– Что за гадость!
– кричал Санька.
– Господи, Господи!
– повторяла Анна Григорьевна, она бросилась к Башкину.
– Молчать все!
– и Андрей Степанович стукнул ладонью по столу. Стало на миг тихо. Башкин выравнивался. Андрей Степанович взял его крепко за пальто за грудь.
– Без кривляний и фокусов можете вы говорить?
– и он коротко тряхнул Башкина за пальто.
– Пустите, пожалуйста, - обиженным голосом заворчал Башкин.
– Я никак не хочу говорить. Пустите, пожалуйста, мое пальто, я хочу отсюда уйти. Что за манеры
– Брось, - задохнувшимся шепотом сказала Анна Григорьевна. Она отвела руку мужа.
– Идемте, идемте!
– и Анна Григорьевна за рукав стремительно потащила Башкина прочь, вон из комнаты, дальше по коридору. Она втащила его в Надину комнату и на ходу захлопнула дверь.
– Ради Бога, скорей, скорей!
– Анна Григорьевна обоими глазами поднялась к Башкину и старалась раньше высмотреть все, что он знает, пока не сказал. Она пробиралась дальше, дальше в глаза Башкину, и Башкин не мог поглядеть в сторону.
– Ну?
– выдыхала Анна Григорьевна.
– Арестована она, - обиженным голосом сказал Башкин.
– Где?
– Анна Григорьевна не отцеплялась от глаз Башкина.
– Не знаю.
– Башкин оторвал глаза, глянул вверх, и глянул грустно, раздумчиво.
– Где?
– Анна Григорьевна держала его за лацканы пальто, тянулась вверх.
– Где?
– Да серьезно же не знаю! В участке каком-нибудь, - говорил вверх Башкин, - а может быть, в тюрьму повели. Кто их знает, какой там у них порядок.
– Как узнать? Говорите! Башкин! Я вас умоляю! Ну-ну-ну!
– Ну, милая!
– Башкин поднял брови, и оттопырились губы.
– Ну кто же может? Товарищи ее, что ли. У них там ведь все известно... передачи там всякие... Да, у товарищей, у товарищей!
– Башкин смотрел добрыми глазами и мягко кивал головой.
– Кто же, кто же! Ведь я их не знаю!
– Анна Григорьевна судорожно трясла головой.
– Я ничего, ничего про нее не знаю, не знаю. Говорите, говорите!
– шептала она и глядела в глаза Башкину - по ним плавала, раскачивалась доброта. Сочувственная. Теплая.
– Говорите, - вдруг крикнула Анна Григорьевна, сильно дернула Башкина вниз. И тяжелые шаги по коридору заспешили на крик. Башкин вывернулся. Он в дверях прошел мимо нахмуренного Андрея Степановича.
– Что такое?
– раздраженно спрашивал Андрей Степанович. Легонько щелкнула входная дверь.
– Надю арестовали, Надю арестовали, - говорила Анна Григорьевна, она прорывалась в коридор мимо Андрея Степановича.
– Толком говори, толком!
– удерживал ее Тиктин. Анна Григорьевна искала глазами Башкина.
– Да говори же толком, - поворачивал ее к себе Андрей Степанович.
– Саня, Саня где?
– озиралась Анна Григорьевна; она нашла глазами вешалку: ни шинели, ни Санькиной шапки не было.
– Иди, иди сейчас же! говорила Анна Григорьевна и притоптывала ногой.
– Да иди же! Иди!
– вдруг зло толкнула Тиктина Анна Григорьевна.
– Сейчас же! Да иди же ты!
– и вдруг повернулась и бросилась к вешалке. Она сорвала свое пальто. Андрей Степанович, подняв брови, топтался
– Да скажи, ей-богу, толком же...
– Убирайся!
– оттолкнула его Анна Григорьевна.
Разойдись!
ВИКТОР проснулся среди ночи: очень больно врезался в шею воротник, а снилось, что кто-то обнимал, давил шею, и нельзя было вырваться. Спустил впотьмах ноги с постели, и стукнулся об пол полуснятый ботфорт. И Виктор нахмурился, по-деловому. Потом глядел в темноту. Зубки вспомнились, такие остренькие, ровненькие, и будто прикусила что и держит и радуется. И Виктор в темноте вдруг оскалился, стиснул прикус, и поскрипывали зубы. И головой затряс, будто рвет что. Виктор захватил на бедре кожу и сжал до боли, сколько сил, повернул. И сам не заметил, как зубами хрустнул.
– А дрянь какая!
– дохнул шепотом Виктор и ткнулся головой в подушку, закинул ноги на кровать, и сразу прильнуло усталое тело к постели, и жарким кругом пошла голова, и теплой водой подмыл, закачал сон.
И вдруг звонок, настоящий звонок. Ну да! Виктор вздернул голову. Застучало в кухне, Фроська идет отворять. Виктор вскочил, дохромал до двери, нашарил выключатель. Свет мигом поставил вокруг всю комнату, стол с портфелем.
– Кто? Кто?
– вполголоса спрашивала в двери Фроська. Виктор со всей силы рвал на место ботфорт. Фроська же отворяла двери. Виктор высунулся. Фроська, в пальтишке внакидку, жалась, пропускала грузного городового.
– Здравия желаю, - тихим басом сказал городовой.
– Что случилось?
– шепот хрипел у Виктора. Городовой подымал и опускал брови.
– Приказано... приказано, - шептал городовой и присунулся к самому лицу Виктора, - что всем надзирателям сейчас собраться до господина пристава.
– А что? Не слыхал?
– Виктор спрашивал шепотом.
– Не могу знать, а распоряжение есть. И коло вокзала, слышно, дела, и городовой тряхнул головой.
– Дела, одним словом. А не могу знать.
И городовой отступил полшага.
– Стой, сейчас!
– и Виктор стал снимать с вешалки шинель. Городовой схватил подать. Виктор видел, как из темного коридора белела Грунина голова, плечи, и слышал, как звала:
– Витя! Витя!
– Ну пошли, пошли, - громко заговорил Виктор, затоптал сапогами на месте, пока городовой заправлял ему портупею.
– Витя!
– громко крикнула Груня.
– Что? Ни минуты, моментально надо, - уж повернувшись, говорил Виктор и шумно возился с замком, отворял двери. Он слышал, как сзади шлепала на бегу туфлями Груня.
Виктор чуть не бегом выскочил на улицу, заспешил ногами по тротуару. Городовой топал на полшага за плечом.
– Чего это у них спешка такая, - говорил, запыхавшись Виктор, загорелось вдруг?
– Да пока все соберутся, поспеете, - городовой пошел рядом, - теперь пятый час, должно. К шести всех, не раньше, сберут.
– Стой!
– вдруг крикнул Виктор и стал на месте.
– Я ж портфель забыл на столе. В кабинете у меня.
– Виктор сделал шаг назад.
– Нет, ты беги, нагонишь меня.