Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
В Форнебю их встретили представители оргкомитета и пара прорвавшихся на летное поле журналистов. Всучив цветы и игрушечных оленей — символов соревнований, устроители препроводили русское воинство к автобусам; расквартировали они их в отеле «Воксен» вместе с финнами и шведами.
Грибанова поселили с одним из массажистов, Анатолием Литвиновым, бугаем, занудой и волокитой из Минска, любившим выпить водочки перед сном и ожидавшим, что радушные варяги предоставят каждому гостю по отдельному номеру. Да, Грибанов был свойским парнем, никогда не склочничал, но он на удивление неохотно обсуждал эффективность массажа по сравнению с физиотерапией. И не интересовался ни водкой, ни женщинами. Через пару дней Грибанов осточертел Литвинову, который завязал
Неожиданно его желание исполнилось. В понедельник утром, через четыре дня после прибытия и за четыре дня до открытия, Грибанов пожаловался на страшную головную боль. Литвинов позвал старшего врача сборной. Когда массажист вернулся после завтрака в номер, Грибанов исчез. Оказалось, он подхватил какую-то серьезную инфекцию, и врач отправил его в изолятор посольства.
В «Воксене» его нельзя было оставлять, потому что он мог заразить спортсменов. Кстати, сам-то Литвинов как себя чувствует? Минский бабник поспешил заверить, что он здоров на все сто, и порадовался открывающимся перспективам.
В такси Грибанов скоренько выздоровел. Норвежцу-таксисту он велел отвести его на Драмменсвейен, 74. Здесь он расплатился и вылез. Стоя у ворот посольства в серой парке, не являвшейся частью формы советской команды, дождался, чтобы такси отъехало. Потом взял свой коричневый чемодан и пошел, но не в посольство, а вниз по Драмменсвейен. Только врач команды знал об истинной цели поездки Грибанова в Норвегию, но даже он не был посвящен в детали. Посольству же лишь была дана инструкция, что если, паче чаяния, кто-нибудь придет проведать заболевшего, им нужно отвечать, что Грибанов слишком слаб и посетителей не принимает. Другими словами, если ему придет в голову заделаться перебежчиком — милости просим. Раньше опасались выпускать из Советов такие большие команды, поскольку многие соблазнялись западной видимостью достатка и превращались в подданных других государств. Но с тех пор многое изменилось. Люди научились смотреть на два шага вперед. Грибанов был специалистом по Норвегии и не прочь пожить в стране подольше, но сбегать он никуда не собирался. Под теплым крылышком КГБ ему и в Москве жилось неплохо. Со своей подготовкой и опытом он принадлежал к тончайшей прослойке — номенклатуре — и жил хорошо и сыто. В отличие от большинства русских ни он, ни его красавица жена Лариса никогда не стояли в очередях. У них была дача рядом с Переделкино, новые «Жигули» и ярчайший символ их социального статуса: гэдээровская коляска (советские так ужасно скрипят!). Нет, покинуть родину навсегда — такого у Виктора Ивановича в мыслях не было. К тому же он искренне любил отчизну, хотя и находил много поводов ее покритиковать. Десять лет назад народ забавлялся вопросом: «Что такое квартет?» Ответ был: «Симфонический оркестр, вернувшийся с зарубежных гастролей». Теперь такие времена прошли.
Подойдя к Драмменсвейен, 106 В, Грибанов незаметно оглянулся. На улице было всего несколько пешеходов, и никто вроде не проявлял к нему особого интереса. Он свернул в ворота в высокой стене и несколько секунд спустя очутился в стенах советского торгового представительства. Мысль встретиться здесь не казалось ему удачной, потому что норвежские спецслужбы не спускали с представительства глаз. Всего десять дней назад норвежцы выслали торгового представителя Олега Докудовского и сотрудника Евгения Вопиловского за попытку подкупа работников предприятия, производящего детали истребителя F-16. Но Антон Волков из Третьего управления заверил его, что он просто заскочит в торгпредство на минутку. К тому же за пределами Воксеносена он и вовсе никакой не Грибанов: из торгпредства он выйдет с норвежским удостоверением личности.
Так и оказалось. Встретивший его человек не тратил времени на пустую болтовню, хотя и не скрывал своего любопытства. Он передал последние инструкции из Центра кодом, понятным одному Грибанову. Фотографию
Арвид П. Енсен, он же Виктор Грибанов, кивнул на прощание и вышел. В бане он должен быть к десяти, так что время еще есть. Весткантбад находится тоже на Драмменсвейен, недалеко от Университетской библиотеки. Отмахав часть пути, он немного сбавил темп и решил прогуляться по Фрогнер-парку. С помощью карты, которой снабдили его товарищи из торгового представительства, он легко ориентировался, а город ему понравился. И самое приятное — несколько простых маневров убедили его, что за ним никто не следит.
Отныне он будет норвежцем — недолго, максимум две недели, потому что первого марта советская лыжная сборная покидает Осло. Все это время он собирался «проболеть» — лыжный спорт интересовал его едва ли больше, чем физиотерапия. Пожить норвежской жизнью к тому же крайне полезно — что ни говори, все его глубокие познания в норвежской жизни и менталитете теоретические.
Весткантбад обнаружилась в огромном подвале. Грибанов очутился в круглой комнате, занятой импровизированным гардеробом и окошечком кассы. Объявление на стене сообщало, что мужчины могут воспользоваться услугами комплекса по понедельникам, средам и пятницам, а женщин ждут здесь во все оставшиеся дни. Слышались отдаленное плескание, и в воздухе слабо пахло хлоркой.
— День добрый?
— Я хотел бы купить билет.
— В бассейн?
— Нет, душ и баня, если можно.
Билетерша ответила, что можно. Он получил полотенце, мыло и ключ от шкафчика и пошел внутрь здания, в полном соответствии с полученными инструкциями. Только открывая дверь кабинки, он вдруг сообразил, что говорил по-норвежски и совершенно не заметил этого.
Но когда он в душе запутался в кнопках и чуть не ошпарился, то выругался по-русски. По счастью, никто не мог его услышать. Здесь не было и намека на скученность русской бани, которую он даже любил. В России баня — важное место мужского общения, что-то среднее между финской сауной и распаренными турецкими банями. А здесь ни пообщаться, ни попариться толком. В парной он почувствовал себя больше в своей тарелке. На лавке сидел только один человек, и когда он заговорил, Грибанов оценил, что в дневное время баня — идеальное место для бесед особого рода. В Норвегии, по крайней мере.
— Вы случайно не Арвид П. Енсен?
Грибанов сел рядом и рассмотрел незнакомца. Лет на пятнадцать старше его. Толстые складки жира, белая дряблая кожа на животе. Выпуклые пуговки глаз и завитушки на затылке. Типичная конторская крыса.
— Да, случайно.
— Меня зовут Вегардсон. Директор АО «Совкупе» из Драммена. Рад вас видеть, готов к работе на общее дело.
Грибанова раздражал льстивый голосок. Общее дело, подумал он брезгливо. Ты-то деньги на этом делаешь, жертва капиталистических отношений. Лучше сразу сказать, что он не собирается трепаться с ним полдня.
— Хорошо. Если я верно понял, вы должны передать мне все необходимое?
— Точно. Надеюсь, все вас устроит, Енсен… Ведь до сих пор все было нормально?
— На сто процентов.
— А как дела в Москве?
— Все в порядке. Пожалуйста, расскажите мне все, что нужно, нам могут помешать в любую минуту.
— Вы, я вижу, человек дела. Это мне нравится.
— Приступим! Возможно, речь идет об очень важных вещах.
Вегардсон одарил его взглядом своих пуговичек, как будто хотел сказать, что Грибанов должен понимать — это своего рода игра, исполняемая для того, чтобы несколько ценителей смогли сделать на ней свой бизнес.