Викториум
Шрифт:
— А что если это и есть тот самый Хади? — предположил Дядько. — Про него же все слыхали в войну. Что его и из пушки не прошибешь.
— Не верил я тогда ни в каких Хади, — вздохнул Булатов. — А выходит правда была в тех россказнях про курда бессмертного.
— Не бывает бессмертных, — решительно заявил я. — Все видели, как у него кровь шла. Вы руку ему отрубили, Булатов. Вот если он завтра покажется снова с левой рукой, только тогда я поверю в бессмертных. А пока он для меня просто чрезвычайно живучий враг.
— Но, согласитесь, — заметил Мишагин, — что такой враг все равно весьма неприятная новость.
Я только кивнул в ответ на его слова. И дальше развивать эту тему мне совершенно не хотелось. Тем более, что имелась у нас и более насущная. А именно результаты исследований Штейнемана.
Губернский секретарь только сегодня вечером покинул домик, в котором проводил свои опыты. Что самое интересное, во время подготовки к обороне рудника о нем все как-то позабыли. И когда Штейнеман вышел из своего домика и поинтересовался, что это за грохот и вопли отвлекали его от работы, все были немало удивлены этим явлением.
— Штейнеман, — обратился я к губернскому секретарю, — вы уже готовы сообщить нам результаты ваших исследований?
— Вполне, — кивнул тот. — Даже моих малых познаний хватает, чтобы понять, здесь огромные залежи персидского угля. И он намного чище того, что добывается в других местах. Возможно, даже обладает доселе неизученными свойствами. Разработка этого рудника может внести существенный вклад в современную науку. И тут, поверьте мне, я ничуть не преувеличиваю. Образцы нужно незамедлительно отправить в Петербург для более детального изучения.
— Мы обязательно сделаем это, — усмехнулся корнет Мишагин, — как только разберемся с армией шерифа Али. Если вы не заметили, она осаждает нас.
— Меня уже просветили относительно этого вопроса, — с фирменной своей холодностью, которой он награждал всех жандармов, ответил Штейнеман. — Однако хочу вам заметить, что скромных ресурсов, имеющихся непосредственно здесь, на руднике, едва хватило для того, чтобы определить чистоту угля. Более серьезные исследования могут провести уже только в Горном институте.
Мишагин поднял руки, признавая правоту губернского секретаря. В этих вопросах спорить со Штейнеманом было бы просто глупо.
Следующий штурм турки предприняли снова сразу же после первого утреннего намаза. Но в этот раз они подготовились к нему намного основательней.
Весь вечер предыдущего дня и почти всю ночь в невдалеке постоянно кто-то шумел. Слышались людские крики. Их приняли за обыкновенный грабеж и насилие. Ведь чем еще может занять себя армия в отсутствие боя. А уж тем более армия потерпевшая поражение.
Однако когда первые солнечные лучи осветили ряды самых настоящих мантелетов, мы поняли, как сильно ошиблись. Вечером и ночью армия шерифа Али занималась не грабежом и разбоем,
— Средневековье какое-то, — буркнул стоящий рядом со мной Мишагин, отрываясь от бинокля. — Они бы еще римскую черепаху выстроили.
— Это защита, — пожал плечами я. — И скоро мы проверим, насколько она хороша.
По команде импровизированные мантелеты двинулись к частоколу.
— У них, наверное, еще и таран имеется, — криво усмехнулся корнет.
— Скорее всего, — кивнул я. — С лестницами вчера не вышло. А вот разрушение части стены будет для них весьма удачным делом. За одну брешь, думаю, шериф Али готов дорого заплатить. Тем более что он может себе это позволить. Численный перевес у него невесть какой.
От шрапнели большие щиты не спасали совершенно. Турки валились друга на друга. Мантелеты шатались. Некоторые падали. Но их тут же подхватывали и выравнивали снова. Наши орудия раз за разом плевались смертью в наступающих врагов. Однако те с какой-то прямо-таки неумолимой медлительностью надвигались на нас.
Вот уже заговорили пулеметы. И тут щиты показали себя с лучшей стороны. Их буквально изрешечивало длинными очередями, однако ни один не повалился. Скорее всего, убитых за ними было достаточно. Однако кому-то мантелеты все-таки спасли жизнь. Да и уверенность вселяли. Пускай и ложную. Но она тоже имеет немаловажное значение.
И вот уже в ворота ударил тяжелый таран. Он был так надежно укрыт, что его не разглядеть было с нашей позиции. Я слышал только глухие удары. А вскоре к ним прибавился еще и отчетливый треск ломающегося дерева.
— Скоро всем дело найдется, — произнес Мишагин, опуская бинокль.
Он вынул из кобуры смит-вессон. Быстро проверил его, прокрутив барабан. Я не стал доставать свой маузер. Им ведь разве что только похвастаться. Оружие надежное и в проверке не нуждается. А пока враг не ворвался в крепость — пускай лежит себе в кобуре.
— Не нравится мне эта возня, — только сказав эти слова, я понял, что произнес их вслух.
— Какая именно? — уточнил Мишагин.
— А на флангах. — Я уже добрых полминуты вглядывался то в один фланг сражения, то в другой. — Дайте-ка мне вашу трубу. Может, я в нее что-нибудь разгляжу.
Корнет отстегнул от пояса подзорную трубу. Вынув ее из чехла, протянул мне. Я долго возился с линзами, пока наконец не увидел то, что хотел. Или, может быть, боялся поверить своим глазам, когда глядел на это в бинокль. Однако сути дела это не меняло. Таран был все лишь отвлекающим маневром. Главный удар враг планировал нанести вовсе не по воротам.