Викториум
Шрифт:
— Я пойду тоже, — поднялся со своего стула есаул, — прослежу насчет рудника. И все такое.
Ему явно не хотелось присутствовать при разговоре жандармов из Третьего отделения. Пускай Булатов и был лишен интеллигентских предрассудков, однако и лезть в наши дела не спешил.
Мы с Мишагиным просидели несколько минут, глядя друг на друга. Корнет словно бурил меня взглядом. Он ждал, что я первым заговорю, однако я предпочитал банально тянуть время. Тут, как в фехтовальном поединке, кто первым заговорил, тот —
— Вы понимаете, ротмистр, что я выбился из нижних чинов, — резко, будто выпад сделал, произнес Мишагин.
— И, конечно же, недолюбливаете таких офицеров, как я, — понятливо кивнул я. — Кому все дано от рождения. Да, я из дворянской семьи и мой отец вышел в отставку генерал-майором. Но могу вас уверить, что я не был отчислен из гвардии за дурной проступок и никаких грязных историй за мной не водится.
— И как же тогда вы оказались в корпусе? — поинтересовался Мишагин, глядя мне в глаза с хитрым прищуром. Манера общения нижних чинов из него так и не выветрилась. Не приписанные ни к какой экспедиции, они, считалось, что служили в самом Отдельном жандармском корпусе. А потому и говорили про себя и других — служит не в Третьем отделении, а именно в корпусе.
— Мы долго совещались с отцом, — пожал я плечами. — Он не одобрил моего выбора, но все же согласился с моими доводами. В Академию генштаба мне не светило пройти по выпускным балам после военного училища. А вот в Третьем отделении была открыта вакансия. Это позволило мне остаться в Петербурге, а не гнить в какой-нибудь Тмутаракани командиром взвода драгун. И это в лучшем случае.
— Весьма расчетливое решение, — заметил Мишагин. — И все-таки, вы не в Петербурге, ротмистр, а тут — в Леванте. Какими судьбами вас сюда занесло?
— Может быть, это и прозвучит банально, — вздохнул я, — но это очень длинная история. На пересказ ее уйдет уйма времени. Не знаю даже, есть ли оно у нас…
— Я — тоже не знаю этого, — пожал плечами корнет. — Однако сейчас нам, в общем-то, больше нечем заняться. Разве что…
Он вынул из-под стола плетеную бутыль и пару стаканов. Наполнил оба прозрачной жидкостью, напоминающей белое вино. Если бы не темные пятна, плавающие внутри. Я догадался, что это и есть холодный чай, о котором говорил корнет. Тот самый, который покупают у местных и охлаждают в руднике. Оказывается, он был еще и белым.
Я осушил стакан едва ли не одним глотком. Настолько вкусным оказался напиток. Корнет, лениво потягивающий свой чай, кивнул мне на плетеную бутыль. Мол, если хочешь еще, сам себе и наливай.
— Князь Амилахвари… — начал я, снова наполнив свой стакан, однако продолжить просто не успел.
Мишагин перегнулся ко мне через стол. Взгляд его впился мне в лицо. Как будто, он хотел заглянуть мне в самую душу.
—
— Он был моим начальником в Стамбуле, — объяснил я.
— И это он прислал вас сюда?
— Князь погиб. Был убит на конском рынке Стамбула перед самым выездом нашего отряда сюда.
— Как? — голос Мишагина сел, будто это он, а не я проехал половину Аравийской пустыни. — Как это произошло?
Перекошенные рты. Выкрики. Сверкает кривая шашка. Звенит сталь. Поднимают на копья изуродованное тело. И кровь. Кровь. Кровь. Море крови.
— Также как и всюду, — сумел выдавить из себя я. — На нас напала толпа фанатиков. Живым выбраться сумел только я. Почему? Не знаю.
Лицо Аббаса-аги. Его жестокие слова на русском.
— Я несколько лет состоял при князе, — произнес вроде бы невпопад Мишагин. — Это он именно буквально заставил меня пойти в военное училище. Сказал, что империи нужна моя голова, а не сабля. Не будь его, я бы так навечно и застрял бы в вахмистрах. Скажите, ротмистр, князь был вашим другом?
— Я не могу сказать, что наши отношения были настолько близкими, — покачал я головой. — Но и просто начальником и подчиненным мы не были. Быть может, мы бы и стали друзьями, со временем. Но этого времени судьба нам как раз и не выделила.
— Тогда, ротмистр, — встал со стула Мишагин, — вот вам моя рука. — Он протянул мне руку. — Может, я и неласков с вами был сначала, но служба у нас такая. Неласковая. Вы сейчас правду сказали. Не стали покойному князю в друзья набиваться. А ведь знали, что опровергнуть вас никто не может. И за это я вас уважаю!
Я тоже поднялся со своего стула — и пожал протянутую корнетом руку. Быть может, он и слишком напыщен был в этот момент. Но жест его был достоин уважения.
Кажется, я обзавелся первым другом в Месдже-де-Солейман.
— Ваше…высок…дительство, — ворвался в кабинет Зиновьева запыхавшийся курьер. В руке он сжимал телеграфную квитанцию. — Ваше высокопре…
— Да не томи ты, черт! — воскликнул посол Русской империи в Леванте. — Говори без экивоков, откуда телеграмма?
А глазами он быстро стрельнул в угол, где стояли большие напольные часы. Вычурные стрелки показывали две или три минуты четвертого.
— Подписано МС, — ответил курьер.
— Давай сюда. — Зиновьев буквально вырвал квитанцию из рук молодого человека. Впился глазами в две короткие строчки. Условный текст был выдержан до буквы. Отлично! Значит, Евсеичев добрался до рудника в Месджеде-Солейман. И отряд есаула Булатова на месте. Теперь надо ждать других радиотелеграмм.