Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле
Шрифт:
При герцоге Вильгельме заложенные его предшественниками традиции были не просто сохранены, но и преумножены. Участие в возрождении религиозной жизни начинают принимать не только члены герцогской семьи, но и представители нормандской аристократии. Как уже говорилось, практически все монастыри, имевшиеся в Нормандии к 1035 году, были обязаны своим существованием правящей династии. Но постепенно начинает проявляться новая тенденция в восстановлении и создании монашеских общин. Так, еще в 1030 году по просьбе руанского виконта Госцелина и его жены Эммелины герцог Ричард I дает им специальную грамоту на основание в Руане обители Святой Троицы, в которую перевозят мощи очень почитаемой в Галлии святой Екатерины. Они же принимали активное участие в создании женского монастыря Сент-Аманд. Вскоре подобное религиозное подвижничество становится довольно типичным для Нормандии. Из церковных сооружений, возведенных в герцогстве в период между смертью Роберта I и 1066 годом, наиболее известны два собора в Кане, построенных герцогом Вильгельмом и его супругой Матильдой. Однако помимо них в это время появилось еще не менее двадцати монастырей и соборов, созданных благодаря пожертвованиям новой знати. Такое рвение, проявляемое
Поражает внезапное изменение в настроениях новой феодальной элиты. До определенного момента каких-либо крупных пожертвований с ее стороны в пользу монастырей не отмечалось. Более того, многие аристократические семейства без всякого стеснения обогащались за счет церковных земель. Хроники Жюмьежа, Сен-Вандриля и Мон-Сен-Мишеля изобилуют жалобами на неприятности, причиняемые светскими феодалами. И вдруг в 1035–1050 годах, когда власть герцога ослабевает и Нормандию охватывает волна междоусобиц, те же самые люди начинают проявлять интерес к возрождению монастырей, а к 1066 году составляют в этом деле серьезную конкуренцию правящей династии. Причем речь идет не об отдельных фактах, а именно о массовом явлении. Успехи светских феодалов на ниве попечения монастырей были столь значительны, что и много лет спустя монахи прославляли их деяния. Хорошо известен пассаж Ордерикуса Виталиса, посвященный этому периоду. Он пишет, что в те времена знатные нормандцы, подражая своему герцогу, начали, соперничая друг с другом, делать пожертвования церкви. Причем это приобрело такие масштабы, что владетель, не сумевший основать в своих поместьях монастырь или хотя бы приход, чувствовал себя бедным и обделенным судьбой. Столь красочное описание «жертвовательного» энтузиазма нормандской знати может показаться излишне метафоричным. Однако фактический материал, собранный Робертом Тюрингским в самих монастырях, доказывает, что Ордерикус Виталис не так уж преувеличивает. Конечно, перечисляя только самые значительные пожертвования, трудно избежать монотонности. Тем не менее, рискнем рассказать о нескольких наиболее примечательных семействах новой нормандской знати, которые не преминули передать церкви часть своих владений.
В период близкий к 1035 году Роже III Тоснийский построил монастырь в Шатиллоне, и примерно в это же время Хамфри Вьейльский основал две обители в Прейю: мужскую – Сен-Пьер и женскую – Сен-Леже. Графиня Лесцилина и ее сын Роберт, граф Ора, выделили земли и средства для аббатства Сен-Пэр-сюр-Дивез, а чуть позже тот же граф Роберт основал аббатство Сен-Мишель-дю-Трепор. Виконт Контевиля Херлуин, его супруга Херлев и сын Роберт, граф Мортеньский, создают аббатство Грестайн. Ральф Тессонский, член одного из самых знатных родов центральной Нормандии, в 1055 году делает вклад, благодаря которому образуется монастырь в Фонтанье. Сын стюарда Роберта I Вильгельм фиц Осберн выделил средства на основание аббатства Лире, а некоторое время спустя принял участие в создании Кормелитского монастыря. В Верхней Нормандии, благодаря Роже Мортемерскому, создаются монастыри Сен-Виктор-ен-Кайе и Сент-Уан. Наконец, семейство Монтгомери в течение интересующего нас периода отводит земли для создания двух мужских монастырей в Се и Троарне (оба в честь святого Мартина) и одного женского – в Альменешезе. Это далеко не полный список, но и его достаточно, чтобы понять, что помощь семейств новой аристократии монашеству была грандиозной. А ведь она не ограничивалась созданием монастырей в собственных владениях. Существенные средства выделялись и для других общин. Так, Роже I Тоснийский не только основал обитель в Шатиллоне, но также делал крупные пожертвования для Лире, а его сын Ральф III был крупнейшим жертвователем аббатств Сен-Эврёль, Лакруа-Сен-Лефруа и Жюмьеж. Граф Эврё Ричард предоставлял большие средства в распоряжение Жюмьежа, а среди благодетелей монастыря Сен-Ванд-риль почетные места занимают граф Аркеза Вильгельм и Роже Бомонский. Большой земельный участок отдал руанской женской обители Сент-Аманд сын Жильбера Брионского Болдуин, а основатель Лире и Кормели Вильгельм фиц Осберн сделал не менее богатый подарок аббатству Святой Троицы.
В результате такого патронажа уже до 1066 года Нормандия по количеству монастырей могла соперничать с любым другим государством Северо-Западной Европы. Но по территории герцогства монашеские общины были распределены неравномерно. Как минимум, восемь из десяти монастырей, основанных герцогами, располагались в районе Руана, причем три – непосредственно в самой столице: Сент-Уан, Святой Троицы и Сент-Аманд. Чуть ниже по течению Сены находились Жюмьеж и Сен-Вандриль, в самом ее устье – Монтивиллье, а в пятнадцати милях к северо-востоку от него – Фекан. По другую сторону от столицы, опять же недалеко от нее, стоял Бернье. Только Мон-Сен-Мишель, восстановленный на месте древнейшего христианского святилища Галлии, возвышался на своем как бы плывущем в Атлантику острове в некоторой изоляции от других герцогских монастырей. Еще один «отшельник», Сери-Лефоре-а-Байе, появился уже позже. Короче говоря, восстановленные или основанные правящей династией монашеские общины были сконцентрированы в районе, непосредственно прилегавшем к столице герцогства.
Ареал распространения монастырей расширился благодаря патронату со стороны новой нормандской аристократии, поскольку каждый стремился привлечь монашествующих на свои земли. Тем не менее, основная масса монастырей была сосредоточена в центральной части Нормандии. Почти все новые обители оказались собранными на территории, ограниченной реками Сена, Риль, Тукез и Дивез. Не более двадцати миль отделяло Лебек от Жюмьежа, а до двух обителей Прейю от него было миль пятнадцать. Расположенные между Рилем и Тукезом монастыри Прейю, Кормели и Грестайн попадали в окружность диаметром примерно пятнадцать миль. Чуть большая окружность объединяла находившиеся между Рилем и Сеной Шатиллон, Сен-Торин и Лире. В двадцати милях от Лире, только немного в другую сторону, был возведен Сен-Эврёль, еще меньшее расстояние отделяло последний от Альменешеза и Сен-Мартин в Се. На берегах Дивеза
Гораздо меньше твердынь веры создавалось за пределами этого района. Правда, между 1059-м и 1066 годами наблюдалось стремление к расширению конгрегации Фекана. Часть ее монахов отправилась в Бонневилль-сюр-Тукез и основала там общину Сен-Мартин-дю-Бос, другая группа переехала еще дальше на запад, где на землях, выделенных владетелем Крёлли, был построен монастырь Сен-Габриэль. В епархии Байе, помимо Фонтенье, выросшего неподалеку от Сери-Лефоре, непосредственно у стен епархиальной столицы была создана обитель Сен-Вигор. Графы Ора возвели монастырь в своих владениях, на самом востоке герцогства, в Летрепо. А на крайнем западе герцогства примерно в это же время строилась обитель в Лизье, ставшая своеобразным символом выхода Нормандии к Атлантическому океану. Отдаленные Лизье и Летрепо были скорее исключением, основная масса новых монастырей строилась все-таки в центральной части герцогства.
Итак, в период между 1035-м и 1066 годами нормандские феодалы передали монахам весьма значительные земельные владения. Вполне естественно задуматься о мотивах, которые их к этому побудили. Дело в том, что в XI веке монашеские конгрегации осваивали роль своего рода кредитных учреждений, обеспечивающих сохранение и приумножение благосостояния светских владетелей. Известно, что во второй половине XI века крупнейшие монастыри внесли значительный вклад в развитие денежной системы герцогства. Но и до 1066 года многие представители новой нормандской элиты использовали их в качестве своеобразных экономических институтов, с помощью которых можно было превратить земельную собственность в наличные деньги. Часть земель передавалась монастырям в пользование, а те регулярно делились с «жертвователями» доходами. Монахи оказались очень хорошими хозяевами, и не исключено, что скрытой целью светских феодалов могло быть желание улучшить состояние поместий, в которые они приглашались. Косвенно это подтверждается тем, что значительную часть пожертвований составляли целинные земельные участки, которые еще только предстояло заселить и начать обрабатывать.
Но нельзя объяснить бурную попечительскую деятельность аристократии лишь соображениями экономической выгоды. Правильнее говорить о целом комплексе мотивов, стимулировавших это явление. Для знатного человека тех времен понятие родовой чести не было чем-то абстрактным. По крайней мере, в дарениях семейств Монтгомери и Грандмеснил обители Сент-Эврёль этот фактор явно присутствовал. Кроме того, в ряде случаев речь шла о стремлении восстановить семейную честь, исправив, если так можно выразиться, ошибки предков. Об этом говорит массовое возвращение церкви наделов, незаконно отторгнутых у нее светскими феодалами ранее. Троарн и Альменешез, например, были основаны на землях, которые до того как перешли к Монтгомери, являлись собственностью монастыря Фекан. А Ральф Тессон выделил под создаваемое в его владениях аббатство Фонтенье тот самый участок, который герцогиня Юдит в свое время пожертвовала монахам Бернье. Все это так. Но не следует думать о представителях знати XI века как о неисправимых циниках. Расчетливость и благородство сочетались в них столь же естественно, как жестокость и сентиментальность. В этой связи нелишне напомнить, что очень и очень многие из этих могущественных и беспощадных людей на склоне лет добровольно отрекались от мирской суеты и уходили в монастырь.
Помимо всего прочего, бурное развитие монашества в Нормандии было отражением такого сложного явления, как влияние духовного мировоззрения отдельных выдающихся личностей на историю всей церкви этого периода. Примерно в 1035 году рыцарь графа Бриона по имени Херлуин под воздействием духовного порыва удалился в один из близлежащих монастырей, где провел некоторое время сначала в качестве послушника, а затем монаха. Однако порядки этой обители ему показались недостаточно строгими, и вместе с двумя единомышленниками он отправился в одно из своих имений, расположенное неподалеку от Бонневилля. Там к ним присоединились еще двое страждущих уединения и спасения, и в 1039 году они все вместе решили идти в Лебек и жить там по уставу монастырского общежития. А 23 февраля 1041 года эта небольшая община была возведена архиепископом Може в статус новой монашеской конгрегации. Согласитесь, что этих людей трудно заподозрить в корысти. Ими двигало нечто иное. Они принадлежали к той новой плеяде монашествующих, представители которой позже составили гордость ведущих монастырей Европы и, став епископами и аббатами, оказали сильнейшее влияние на западноевропейское христианство, привнеся в него свой несгибаемый дух и особую культуру мышления.
Превращение Лебека из маленькой общины в один из крупнейших монастырей Нормандии также связано с именем Ланфранка. К Херлуину и его товарищам он присоединился примерно в 1042 году, в возрасте тридцати пяти лет. Он уже был достаточно известен своей проповеднической деятельностью в Северной Италии и Авранше. Однако на берегах Риля его ожидал не самый восторженный прием. Первые три года он, как отмечают источники, преодолевал недоверие и боролся с религиозным невежеством окрестных жителей. Но терпение и дух этого выдающегося религиозного деятеля помогли ему выстоять. Херлуин и все остальные признали первенство самого Ланфранка и правильность его учения. Вскоре из других частей Нормандии стали съезжаться желающие поучиться у него богословию. Известность и авторитет обители Лебек росли день ото дня. К 1060 году монастырь стал признанной теологической школой. В этот период в его стенах появился человек, возможно даже более великий, чем Ланфранк. Речь идет об Ансельме, будущем епископе Кентерберийском. С его приходом Лебек получил все, что необходимо для достижения гармонии. Горячие молитвы Херлуина, гениальный ум Ланфранка, святость Ансельма и подвижничество их соратников, соединившись, образовали некое «религиозно-энергетическое поле», влияние которого распространилось далеко за пределы самого монастыря. Лебек, «основание которого из-за враждебности окружающего населения казалось почти безнадежным предприятием, менее чем за четверть века сумел не только вовлечь это население в религиозную жизнь, но и стал образцом для подражания и учителем веры для всего нормандского монашества».