Вилька и Мишка в тылу врага
Шрифт:
– Не верь, Вилька! Пропаганда!
– Да уж, пропаганда…- мрачно сказал я.
– Хватит! Если бы, да кабы! Имеем то, что имеем, так что, встали, и пошли в расположение!
Отряд снова растянулся цепочкой, моё место было посередине, впереди несли Мишку. Он так и не пришёл в себя.
У меня от усталости опять начали слипаться глаза, когда наш маленький отряд попал в засаду.
Мы вовремя залегли, и никто не пострадал. Засада ждала нас с другой стороны, сразу не сориентировались,
Пока отчаянно отстреливались, откуда-то ещё послышалась стрельба.
Я приподнялся на локтях, чтобы посмотреть, кто стреляет.
– Наши! – закричал я, и получил две пули в грудь.
…Я открыл глаза, и не понял, где нахожусь. Светлая белая палата, солнце проникает сквозь окно, занавешенное лёгкими занавесками. Что-то попискивало возле меня.
Скосив глаза, увидел какую-то аппаратуру.
Что со мной? Попал под обстрел? Взорвалась граната? Попытался вспомнить.
Наш последний рейд закончился неожиданной встречей с бандитами, которые тоже не ожидали нас встретить здесь. По это тропе давно не ходили караваны контрабандистов. И вот, здрасте! Сразу все вскинули «калаши», началась перестрелка.
Как же меня угораздило? Я же был в бронике! Однако грудь болит. Может, поломало рёбра? Вздохнуть тяжело.
Пока я размышлял, открылась дверь и вошла молоденькая медсестра.
– Больной наш очнулся! – улыбнулась она, - Кушать будем? – я кивнул, почувствовав сильный голод.
– Сейчас принесу манной кашки, - подмигнула мне она, и вышла.
Когда я уже устал ждать, снова вошла сестричка, сказав за дверью кому-то, чтобы подождал, пока она не накормит больного.
– Кто там? – прошептал я, удивляясь слабости своего голоса.
– Дружок твой. Сам недавно очнулся, так и дежурит возле твоей двери, ждёт, когда ты придёшь в себя. Сейчас поешь, запущу на пять минут, а то покоя не даст…
Сестра присела на стул рядом с кроватью, размешала кашу, и с ложечки стала меня кормить, приговаривая:
– Умница, мальчик, хороший аппетит – лучшее лекарство. Так скоро поправишься, малыш…
Что это она сюсюкает со мной? Неужели я так плох? – думал я, с удовольствием поглощая вкусную кашу со сливочным маслом. Наконец каша кончилась, я облизнулся и тонким голосом поблагодарил медсестру, попросив принести в следующий раз побольше такой вкуснятины.
Сестричка засмеялась, погладила меня по щеке, и обещала откормить меня, чтобы не просвечивал насквозь.
Она ушла, а ко мне зашёл… Мишка. Я перестал дышать. Мишка скакал на костылях, кисти были перевязаны, но на лице красовалась широчайшая улыбка.
– Вилька! Наконец-то. Я уже устал ждать, когда ты проснёшься, всё спит и спит…- Мишка всхлипнул, утёр слезу, опустился на стул,
– Я наткнулся на наших разведчиков! – прошептал я, - Они и побили всех полицаев, а немцев допрашивали. Одного я… - я вспомнил, как воткнул штык в глаз немцу, и мне стало плохо.
– Тебе плохо? Вилька, может, врача?
– Не надо, Минь, уже прошло. Лучше скажи… - я улыбнулся, - Тебе всю письку отрезали, или половину?
Мишка дёрнулся, испуганно посмотрев на меня.
– Нет, не отрезали, только кожу срезали, чтобы я был как будто обрезанный. Слава богу! – вздохнул он. Меня разбирал смех: - А зачем тебе писька, Минька?
– Как зачем? – удивился Мишка, - а писить?
– Ну, ты и так мог, как девчонка! – не унимался я.
– Ты что, не знаешь, зачем мальчику писька? – удивился Мишка.
– Не-а!
– продолжал веселиться я. Между тем от смеха начала болеть грудь.
– Ладно, подрастёшь, поймёшь! – нахмурился Мишка, но, глянув на меня, улыбнулся:
– Да ты разыгрываешь меня!
– Ой, Минька, не смеши меня! больно делается!
– Вилька! – вдруг посерьёзнел Мишка, - Ты знаешь, когда я ждал в коридоре, видел стенд «Наши ветераны». Я не поверил. Там было написано: 1941-1945. Это что, война четыре года будет идти?
– Да, Мишка, закончится 9 мая 45 года.
– А мы где? В будущем?
– Не знаю, Минь, сам не пойму. Мы же должны быть взрослыми, а мы, как были детьми, так и остались. Я же не постарел?
– Нет, не постарел, только седой совсем.
– Ну, это ещё там, на войне, когда меня засыпало.
– Не совсем, Виль, тогда ты только наполовину был седой, теперь весь.
– Ну что же… зато живой!
– Да, и в будущем!
Я вздохнул, и грудь снова пронзила острая боль. Я закрыл глаза, застонал, сквозь веки увидел какое-то светлое пятно и открыл глаза.
Первое, что я увидел, это довольно яркая лампа под жестяным абажуром. Второе, это пожилой человек в белом халате, запятнаном кровью. На голове белая шапочка, с повязкой на лице.
– Ну и зачем ты проснулся? – ласково спросил он, - ещё ничего не кончилось! Только одну пулю извлекли. Думаешь, выдержишь? А сердечко? И морфия нет, придётся спирту дать. Машенька, видишь, пациент глазки открыл. Налей мальчику спирту…
Медсестра что-то развела в мензурке, приподняла мою голову повыше и сказала:
– Вдохни, и пей.
Я выпил, и у меня полезли глаза на лоб: для детского организма неразведённый спирт оказался немного крепок. Как ни пыталась Машенька напоить меня водой, я не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потом всё исчезло.