Вилла в Италии
Шрифт:
— У вас есть удостоверение личности?
Службист потянулся во внутренний карман и вытащил какие-то бумаги. Он протянул Джорджу украшенную гербом карточку, а тот передал ее Люциусу.
— Все выглядит вполне корректно, но я мог бы без особых хлопот за пару долларов смастерить себе такую же.
Джордж усталым жестом поднял руку:
— Полагаю, мы можем принять, что мистер Гримонд именно тот, за кого себя выдает.
— Итак, могу я уточнить несколько предварительных моментов? Вы Георг Август Хельзингер, рожденный в 1913 году в Дании. Вы по-прежнему
— Главным образом.
— Главным образом?
— С 1943-го по 1945-й я находился за границей. В Америке.
— Да, вы были членом группы ученых, которые выехали из Британии, чтобы трудиться над разработкой атомной бомбы в Лос-Аламосе. — Джордж ничего не ответил, и Гримонд продолжал: — Вы знали Клауса Фукса?
— Я знал там большинство физиков. Они представляли собой маленькое сообщество.
— Ну, полно, полно — там было несколько тысяч сотрудников.
— Да, но не несколько тысяч физиков.
— Вы хорошо его знали?
— Мы работали над совершенно разными проблемами и сталкивались очень мало.
— Вы подозревали, что он передает секреты Советам?
— Конечно, нет.
— Вы были удивлены, когда его арестовали?
— Боле того — потрясен.
— И тем не менее многие из его коллег-физиков, и среди них не последнее место занимает мистер Оппенгеймер, выразили озабоченность по поводу создания атомной бомбы и того, как этот проект будет использован политиками после войны.
— Я тоже выразил озабоченность по поводу бомбы, сброшенной на Японию. Многие из нас ее выразили. У некоторых эта озабоченность доходила до беспокойства по поводу того, что люди, далекие от науки, распоряжаются смертоносным изобретением. Это не означает, что я знал, чем занимается Клаус Фукс, или одобрил его поступок, когда о нем услышал. Как не означает и того, что сам когда-либо, при каких-либо обстоятельствах, совершил бы нечто подобное.
Джордж сделал передышку, и образовавшейся паузой воспользовался Люциус. Джордж хорошо держался, но Уайлд видел капельки пота над его верхней губой и скованность плеч.
— Фукса суд приговорил к тюремному заключению почти десять лет назад, — сказан он. — Не кажется ли вам несколько странным ворошить старое?
— У нас есть основания полагать, исходя из информации, недавно выплывшей на свет, что Фукс был не единственным предателем. Причина нашего интереса не только в том, что у предательства нет срока давности, но и в том, что многие ученые до сих пор работают над проектами особой важности. Включая вас, доктор Хельзингер. И я хотел бы знать, почему вы находитесь в Италии. Мы издали специальные указания для вашей лаборатории в Кембридже, согласно которым никому из сотрудников, имевших какие-либо контакты с Фуксом, не рекомендуется покидать страну, не уведомив нас.
— Я уже некоторое время нахожусь в отпуске. Болен. Кроме того, не слышал о таком распоряжении, а даже если бы и слышал, то проигнорировал бы его. Не думаю, что вы можете запрещать людям выезд из Англии на том основании, что они когда-то знали Клауса
Офицер достал из портфеля какие-то бумаги и разложил на столе. Выбрав одну из них, он положил ее поверх остальных. Аккуратно выровнял стопку.
— Давайте вернемся к военным годам в Лос-Аламосе. В вашей группе была некая доктор Джемисон, не так ли?
Ученый кивнул:
— Да, она умерла в 1944 году от лучевого ожога в результате ужаснейшего несчастного случая в лаборатории.
— Доктора Джемисон пригласили в группу по вашей просьбе. Она была одной из очень небольшого числа женщин-ученых, работающих над проектом, я верно излагаю?
— Не понимаю, каким образом…
— Почему вы запросили именно доктора Джемисон, а не кого-то другого?
Хельзингер начинал понемногу терять терпение.
— Какой безгранично глупый вопрос. Существует только одна причина, почему вы делаете заявку на того или иного ученого, и эта причина в том, что он — или, как в данном случае, она — может предложить что-то уникальное. Доктор Джемисон была выдающимся ученым в своей области. Женщины-физики редки, но физики способностей доктора Джемисон еще более редки. Она за годы карьеры встретилась с предубеждением; у меня же нет предубеждения в отношении коллег-женщин. Тем не менее я не стал бы ее вызывать, не будь она одним из всего лишь двух физиков в мире, которые тогда имели нужную компетенцию в конкретной области.
— Почему вы не выбрали второго из них?
— Потому что он был в Берлине, работал на нацистов.
— Выступая как сторонний наблюдатель этой приятной беседы, — вмешался Люциус, — хотел бы заметить: разве все это уже не достояние истории, мистер Гримонд? Ведь доктор Джемисон мертва.
— В данный момент нас интересует не доктор Джемисон, постольку ее, как вы правильно отметили, уже нет с нами. Нас очень интересуют причины выбора ее доктором Хельзингером в качестве члена команды, учитывая ее прошлое.
— Сейчас вы спросите, являюсь ли я или являлся ли когда-либо членом коммунистической партии, — со вздохом произнес Джордж. — Упреждая ваш вопрос, скажу, что нет, и я никогда, ни разу не обсуждал с Мирандой политические темы. Она была американкой, до приезда в Лос-Аламос работала в Университете Беркли. Надо думать, прошла проверку на благонадежность, коль скоро получила допуск к сверхсекретной работе. Была ли она левой? Возможно, и так. Это не преступление. И как справедливо заметил Люциус, это не может теперь иметь значения.
— Вы знали, что Джемисон — ее фамилия по мужу?
— Да, я знал, что прежде Миранда была замужем.
— И разведена.
— Да.
— Вы знали, что по рождению она была итальянкой и что ее отец, покойный Гвидо Маласпина, был…
— Как вы сказали?! — воскликнул Люциус.
— Гвидо Маласпина. А, вижу, это имя вам о чем-то говорит — что неудивительно, поскольку именно в его доме вы в настоящий момент проживаете.
— Это дом его жены, если быть уж совсем точным, — уточнил Уайлд, обмениваясь быстрым взглядом с Джорджем, который сидел как громом пораженным.