Винни Ковальский - гнус частного сыска
Шрифт:
– Хэвлок Эллис, "Естественная история сексуальности"?
– послышался уже знакомый инспектору гнусавый тенорок. Солгрейв обернулся. Позади стоял Винни Ковальский, державший в руках вишнёвую книгу, которую только что вытянул из шкафа.
– Все девять томов... Занятная у вас библиотека, мистер Моррис, - с игривой улыбкой произнёс он. Моррис смутился.
– Хобби, - коротко обронил он. Инспектор надвинулся на Ковальского.
– Поставьте на место и выйдите отсюда, - сурово сказал он.
– Вы мешаете мне вести допрос.
– Ладушки, - покладисто отозвался Ковальский.
– Нужные мне вопросы я и сам сумею задать.
Театрально бережным жестом он водворил том на место и покинул кабинет.
–
– Ну и рожу она наняла... простите, сэр. Куда вы хотите сесть - в кресло или на кушетку?
4.
Выходя из ворот Фервуда, инспектор злился. Он рассчитывал запутать подозреваемых, допросив их повторно, но услышал то же самое, что было подшито в папке Бишопа, без единой новой детали. Моррис показал, что сидел в кабинете до 19.35 и ничего не слышал. В том, что из кабинета не слышно шума в нижнем этаже, Солгрейв убедился лично при следственном эксперименте (кухарка немало повеселилась, когда он заставил её орать дурным голосом). Дворецкий показал, что не впускал никого через парадное до появления сэра Реджинальда в 19.30, хотя за чёрный ход он ручаться не мог. Садовник Грин, в ведении которого находился зимний сад, показал, что не позднее 19.00 он вошёл туда опрыскивать орхидеи и увидел на полу труп, после чего кинулся за леди Фицрой, а она, в свою очередь, позвонила в полицию. Леди Фицрой показала, что всё это время была в гостиной и слушала патефон; вначале она не поверила Грину и спустилась посмотреть, но, увидев, что это правда, впала в истерику (что подтверждалось показаниями Грина). Придя в себя, она тут же позвонила в полицию с телефона в холле. Время звонка - 19.15 - было зарегистрировано, и с ним ничего поделать было нельзя. Лорд Фицрой сообщил, что приехал домой в 19.30 и застал там почти невменяемую жену и мёртвую Виолу Харди. Уильямс, работавший в парке, по-прежнему настаивал, что видел живую Виолу Харди, выскочившую из парадного входа в 19.20.
– Безумие какое-то, - вслух сказал Солгрейв, остановившись и ковыряя зонтиком землю.
– Безумие? Ну нет, сэр - в этом безумии есть система.
Винни Ковальский нагнал его и теперь стоял рядом с ним, держа под мышкой тросточку.
– Опять вы, - прошипел Солгрейв.
– Кажется, вы не понимаете, куда вам стоит соваться, а куда нет?
– Не кипятитесь, инспектор, - негромко произнёс Ковальский.
– Меня ведь тоже не предупредили.
– О чём, скажите на милость?
– О том, что это убийство. Агентству эта пани Фицрой заявила, что хочет проследить за мужем - дескать, подозревает, что он посещает танцовщицу из непотребного кафешантана. Для агентства частного сыска дело привычное. Её и снабдили... мной. А когда я приезжаю якобы на встречу с клиенткой, вдруг оказывается, что оба супруга дома, а девица, о которой шла речь, уже третий день как в морге!
Солгрейв замер.
– Ну и ну, - вырвалось у него. Поведение леди Фицрой в гостиной стало понятнее, но он почувствовал, что его представления о личности этой дамы более чем неполны.
– Вот видите, инспектор, не торопитесь от меня избавиться - от меня есть кое-какой прок. Держу пари, вы даже не знаете, где обосноваться на ночь. В полутора милях отсюда есть уютная маленькая гостиница, оставшаяся с времён Старой Доброй Англии, и я как раз туда направляюсь. Могу показать вам дорогу.
– Валяйте, - бросил Солгрейв. Здравый смысл подсказал ему, что это практичнее, чем кружным путём возвращаться на железнодорожную станцию к тамошней гостинице. Ковальский самым фамильярным образом взял его под руку.
– Клиентка выдала мне кое-какой аванс, - шепнул он, - мы можем выпить, как только придём. Я угощаю.
Инспектор выдернул руку и посмотрел на сыщика.
– В честь чего? Не рановато
– Отнюдь, - синие глаза Ковальского таинственно вспыхнули.
– Если я говорю, что пора выпить, значит, есть причина.
– Только не говорите, что нашли убийцу. Я всё равно не поверю.
– Ну что вы, конечно же, нет, - поморщился Ковальский.
– Но я получил ответ на один интересовавший меня вопрос.
– Какой же именно?
– Вы спрашивали у Уильямса, какого цвета платье было на девушке, которую он счёл Виолой Харди?
– Нет, конечно, - удивлённо ответил Солгрейв.
– Его вызвали в зимний сад посмотреть на труп, и он уверенно заявил, что видел снаружи именно эту девушку. Мне он повторил то же самое. Какое значение имеет этот вопрос, если он ни на минуту не усомнился, что видел мисс Харди?
– А такое, милейший инспектор, что труп к тому моменту наверняка уже накрыли простынёй. Девять из десяти, что констебль отогнул край простыни и показал Уильямсу только лицо барышни. Платья он, конечно же, не увидел. Зато девушка, которая выбежала через парадное, была в розовом.
– И что из этого следует?
– скептически осведомился Солгрейв. Ковальский поправил булавку в галстуке.
– Как - что? Вы же были в участке, вы видели одежду мисс Харди. Какого цвета её платье?
Инспектор напрягся.
– Ч-чёрт, понятия не имею, - то, что цвет не удержался у него в памяти, разозлило его.
– Какое это отношение имеет к убийству?
– Грин, нашедший труп в оранжерее, утверждает, что платье было абрикосовое.
– Розовое, абрикосовое, - досадливо ответил Солгрейв, - невелика разница. Кто как назовёт, а вы делаете из этого какие-то далеко идущие выводы.
Винни Ковальский посмотрел на него с нескрываемой жалостью.
– Глупо ждать, что у полицейского окажется чувство цвета, - насмешливо проговорил он.
– Но садовник - не полицейский. Если кто-то устраивается работать садовником, он должен как минимум отличать жёлтые розы от чайных. Хотя лично я предпочитаю белые... Так вот, я склонен верить профессиональному зрению садовников. И я бы посоветовал вам, как только мы доберёмся до гостиницы, позвонить в участок и спросить, какой цвет платья указан в деле.
Он снова подхватил тросточку под мышку.
– Пойдёмте. Нам, в конце концов, надо пообедать. Ручаюсь, что вы, как и я, с самого утра ничего не ели.
Гостиница в точности соответствовала определению Ковальского - она настолько напоминала всем своим видом о Старой Доброй Англии, что выглядела так же неправдоподобно, как американец в ковбойских сапогах или китаец с косичкой. Архитектору словно было недостаточно белой штукатурки и тёмных дубовых балок в стиле фахверк, что он решил дополнить картину ещё и настоящей соломенной крышей, изрядно заплесневевшей от дождя. Хозяин гостиницы посмотрел на Ковальского так, будто испытывал неодолимое желание выкинуть его за дверь, и лишь солидная внешность его спутника удерживала его от претворения этого желания в жизнь. После незначительного колебания он, однако, отвёл гостям два соседних номера наверху. Ковальский отправился устраиваться (хотя багажа у него не было), а инспектор спросил разрешения воспользоваться телефоном внизу.
В отсутствие Ковальского хозяин сразу стал намного приветливее и заверил Солгрейва, что телефон к его услугам. Солгрейв немедленно схватил трубку. Ждать соединения с полицейским участком оказалось неожиданно томительно.
– Алло, это инспектор Солгрейв. Да-да, по делу убитой мисс Харди. Можете ли вы оказать мне одну услугу? Что написано в деле по поводу платья, которое было на трупе? Я имею в виду, его цвет?
Ожидая ответа, Солгрейв скорчился над столом. Хозяин, поняв наконец, кто его постоялец и что привело его сюда, отодвинулся в сторону и почтительно поглядывал на него издали.