Винни Пух и философия обыденного языка
Шрифт:
Все это время Winnie Пух пытался стащить с головы банку из-под меду. Чем больше он тряс ею, тем глубже он в нее влезал. «Зараза!», говорил он изнутри банки, а также «Ох, на помощь!», а чаще просто «Оу!» Он пытался разбить ее обо что-нибудь, но так как он не видел того, обо что бился, то и это не помогало. Он попытался выбраться из Западни, но, так как он ничего не видел, кроме банки, и то совсем немного, он не мог найти дороги… Наконец он задрал голову, банку и все прочее и издал громкий рычащий вопль Печали и Отчаянья… и это было как раз в тот момент, когда Поросенок заглянул в Западню.
«На помощь, на помощь!», кричал Поросенок. «Heffalump! Отвратительный Heffalump!» И он пустился наутек тяжелым
«Что за дела, Поросенок?», говорит Кристофер Робин, который как раз только что встал.
«Щоп!», говорит Поросенок, тяжело дыша. «Heff-а Heffalump».
«Где?»
«Там», сказал Поросенок, махнув рукой.
«Как он выглядит?»
«Как – у него – у него Огромная голова, такая огромная, какую только можно представить, Кристофер Робин. Огромная ненормальная вещь, как – как – ничто. Гигатское – как я не знаю что, как ненормальное ничто. Как банка».
«Ладно», говорит Кристофер Робин, надевая ботинки. «Я пойду и посмотрю. Пошли».
Когда с ним был Кристофер Робин, Поросенок не боялся. Итак, они пошли…
«Я слышу его, а ты?», говорит Поросенок тревожно, когда они подошли ближе.
«Я что-то слышу», говорит Кристофер Робин.
Это был Пух, бьющийся головой об корень дерева, на который он наткнулся.
«Вон!», говорит Поросенок. «Ужас какой!»
Он теснее прижался к Кристоферу Робину.
Вдруг Кристофер Робин начал смеяться… и он смеялся и смеялся… и смеялся. И пока он смеялся – Crack! – с грохотом голова Heffalump'a ударилась об корень, банка разлетелась вдребезги, и на свет Божий появилась голова Пуха…
Тогда Поросенок понял, каким Глупым Поросенком он был; ему было так стыдно за себя, что он прибежал домой и тут же слег с головной болью. А Кристофер Робин и Пух вместе пошли завтракать.
«О, Медведь», сказал Кристофер Робин, «как я люблю тебя!»
«Так же, как и я тебя», говорит Пух.
Глава VI. День рождения
И-Ё, старый Осел, сидел на берегу ручья и смотрел на себя в воду.
«Душераздирающе», говорит, «вот как это выглядит. Душераздирающе». Он повернулся, отошел от воды, медленно спустился на двенадцать ярдов вниз по ручью, бултыхнулся в него, переплыл на другую сторону и медленно пошел назад по другому берегу. Затем он опять посмотрел на себя в воду.
«Как я и думал», говорит, «никаких улучшений с этой стороны. Но никто не берет в голову. Душераздирающе. Вот как это выглядит».
Позади него из-за папоротника раздался хруст, и на сцене явился Пух.
«Доброе утро», сказал Пух.
«Доброе утро, Пух-Медведь», сказал И-Ё мрачно. «Если это действительно доброе утро», говорит. «В чем я», говорит, «сомневаюсь».
«Почему? Что за дела?»
«Ничего, Пух-Медведь, ничего. Мы все не можем, а некоторые из нас просто не хотят. Вот, собственно, и все».
«Чего все не могут?», сказал Пух, потерев нос.
«Развлечения. Песни-пляски. Танцы-шманцы. Широка страна моя родная».
«О!», сказал Пух. Он долго думал, а затем спросил: «Какую страну ты имеешь в виду?»
«Святая простота», продолжал И-Ё мрачно. «Это выражение такое есть „Святая простота“», объяснил он [38] . «Я не жалуюсь, но Дело Обстоит Именно Так» [39] .
Пух уселся на здоровенный камень и попытался обдумать все
38.
Выражение «святая простота» приписывается то Яну Гусу, то Джордано Бруно, произнесшим его якобы на костре, когда какая-то старушка принесла подбросить в костер хворосту, чтобы лучше горело.
39.
Дело обстоит так-то и так-то – выражение самого общего вида высказывания [Витгенштейн 1958]. Совпадение с Витгенштейном, безусловно, случайное. Вряд ли Милну было знакомо имя еще не слишком известного австрийского философа, хотя «Логико-философский трактат» в это время был уже опубликован. Стремление к абстрактному мышлению у Сыча выражается в использовании абстрактной лексики, у И-Ё оно проявляется в абстрактной пропозициональности.
40.
Загадка трудна для Пуха до тех пор, пока она остается абстрактной. Как только загадка переходит из сферы семантики в сферу прагматики – то есть не что это значит, а как это можно применять в практической жизни, «с чем это едят». Поэтому из Пуха плохой утешитель, но очень хороший спаситель. Он часто не понимает простых вещей, но догадывается о сложных.
Это был первый куплет. Когда он его закончил, И-Ё вслух не сказал, что ему это совсем не по душе, поэтому Пух по-доброму спел ему второй куплет:
Коттлстонский, Коттлстонский, Коттлстонский Пирог.Рыбка не свистнет, да и я молчок.Загадай загадку, и я отвечу в срок:«Коттлстонский, Коттлстонский, Коттлстонский Пирог».И-Ё все-таки продолжал упорно молчать, поэтому Пух нахмыкал третий куплет скорее уже просто для себя:
Коттлстонский, Коттлстонский, Коттлстонский Пирог.Почему цыпленок, а не носорог?Загадай загадку, и я отвечу в срок:«Коттлстонский, Коттлстонский, Коттлстонский Пирог».«Вот-вот», говорит тогда И-Ё. «Пойте. Амтитидли, амптиту! Трали-вали. Много в ней лесов, полей и рек. Тешьте себя».
«Я и тешу», сказал Пух.
«Некоторые могут», говорит И-Ё.
«Да что такое?»
«А что-нибудь такое?»
«Ты что-то выглядишь как-то печально, И-Ё».
«Печально? Отчего бы мне печалиться? Сегодня мой день рожденья. Самый счастливый день в году».
«Твой день рожденья?», говорит Пух, несказанно удивленный.
«Конечно. Ты что, не видишь? Посмотри на подарки, которые я получил». Он показал копытом вокруг. «Посмотри на праздничный торт, на свечи и розовый сахар».
Пух посмотрел – сначала направо, а потом налево.