Виннипегская Стена и я

Запата Мариана

До сегодняшнего дня.

— Ты убиваешь меня, Ванесса. Ты, мать его, убиваешь меня, — буквально простонал Тревор. Простонал. Обычно он просто жалуется и ведет себя, как мудак.

— Все будет в порядке. Его не волнует, что я ухожу. Он, вероятно, даже не заметит, — ответила я, пытаясь быть понимающей, насколько это возможно, и, в то же самое время, не парясь о том, что он беспокоится.

Гримаса на его лице быстро исчезла. Ее сменил взгляд, с которым он стал выглядеть как менеджер, которого я была вынуждена терпеть, а не как человек, который пытался отступить и вести себя прилично. Он съязвил:

— Очень в этом сомневаюсь.

Я

понимала, почему хорошо подходила Эйдену. Я была терпеливой, не использовала его черствый, придирчивый характер против него. Я умела справляться с безумием во всех его проявлениях, спасибо моей семье, но, может, я ожидала от него чего-то похуже, а он никогда не переходил границу контроля своих эмоций. Для этого он слишком хорошо умел держать себя в руках.

Хотя, после вчерашнего я бы не волновалась. Может, если бы Эйден был моим другом, я бы чувствовала себя хуже из-за того, что ухожу, или если бы Тревор вел себя со мной получше, но ни один из них и не вспомнит меня через два месяца. Я знала тех, кто заботится обо мне и что-то значит для меня, и ни одного из этих двоих не было в моем списке... и, конечно, от этого мне было немного грустно. Но выживают сильнейшие, верно?

Если бы мы поменялись ролями, Эйден и Тревор избавились бы от меня, как от обременительного груза. Я бы позволила своей ошибочной лояльности, паранойе и неуверенности в себе удерживать меня в не такой уж и плохой клетке.

Все, что нужно Эйдену, — это человек, который будет делать все, чего он захочет. Готовить, убирать, стирать, складывать, отвечать на электронные письма, звонить Тревору или Робу, когда ему нужно что-то вне моей юрисдикции, и публиковать посты в «Фэйсбуке», «Твиттере» и «Инстаграме». И еще пару вещей, которые нужны ему, когда он путешествует. Ничего необычного.

Любой с малой толикой терпения сможет это сделать.

Но по взгляду, которым пронзал меня Тревор, я понимала, что он думал иначе. Полагаю, он просто ленивый. Он выдохнул и стал потирать виски, в этот момент связь ухудшилась, и его изображение на секунду стало размытым.

— Ты точно хочешь это сделать? Я могу поговорить с ним и сократить твои часы... — донесся его голос из колонок, даже если экран завис.

Я решила даже не утруждаться и говорить, что подумаю.

— Нет, — я не могла. Я не собиралась упускать возможность начать свой путь в одиночку. Не хочу обрекать себя на неудачу, сомневаясь.

— Ванесса... — простонал он. — Ты серьезно это делаешь?

Это именно то, ради чего я работала с момента выпуска из колледжа со степенью в графическом дизайне. Окончание учебы было тяжелой борьбой, которая временами казалась болезненной пыткой, и я делала ужасные, отвратительные вещи, чтобы закончить обучение.

Именно поэтому я работала на нескольких работах одновременно; поэтому сейчас, технически, у меня их две; и поэтому последние четыре года я сплю по четыре часа и экономлю буквально на всем. Я бралась за любую работу, которая приходила ко мне на почту, и искала работу сама: книжные обложки, интернет-баннеры, плакаты, закладки, визитки, открытки, логотипы, дизайн футболок и татуировок. Что угодно.

— Серьезно, — мне пришлось бороться с желанием рассмеяться над тем, как уверенно и решительно прозвучал мой голос, даже если я себя такой не чувствовала.

Вернувшись к потиранию висков, Тревор вздохнул.

— Если ты так решила, я начну искать замену.

Я кивнула и почувствовала неуверенную победу, щекочущую горло. Я не позволю комментарию

этого придурка взволновать меня. Все будет именно так. Все будет так, как я и планировала.

Он махнул рукой перед экраном.

— Я сообщу тебе, когда найду кого-то.

Больше ничего не добавив, он вышел из чата, как грубый мудак. Он напомнил мне кое-кого другого, у кого тоже отсутствуют манеры. Если бы не Зак и еще пара игроков из «Трех Сотен», с которыми он познакомил меня за эти два года, я бы решила, что в этой индустрии все эгоцентричны. Но нет, всего лишь пара человек, в частности, те, кем я себя окружила. Пойди, разберись.

Но это больше не будет моей проблемой, не так ли?

— Ванесса! — заорал откуда-то сверху знакомый голос.

— Да? — крикнула я в ответ, выходя из приложения на планшете и задаваясь вопросом, слышал ли он мой разговор с Тревором или нет. В смысле, это он сказал мне сначала позвонить ему, разве не так?

— Ты постирала белье? — прокричал Эйден, кажется, из своей спальни.

Я стирала его простыни по понедельникам, средам и пятницам, и так каждую неделю с тех пор, как меня наняли. Для кого-то, кто работает почти каждый день и для кого пот стал сродни дыханию, он с особой религиозностью относится к своим ультрачистым простыням. С самого начала я узнала, как важно, чтобы его чертовы простыни были чистыми, и с тех пор ни разу не пропускала стирку. Никогда.

— Да.

— Сегодня?

— Да, — какого черта он спрашивает? Я всегда... а-а-а. Я всегда оставляла на подушке его любимые мятно-шоколадно-перечные печеньки — потому что это веселило меня — и сегодня я ничего там не оставила. Они закончились в магазине. Полагаю, я не могу винить его за сомнения, но могу обвинить себя в том, что разбаловала его. Он никогда не говорил о моем маленьком подарке и не говорил перестать класть их, так что я и не думала, что его это волнует. Теперь я знаю.

Эйден ответил не сразу, и я уже представила, как он неуверенно бормочет что-то про себя, прежде чем понюхать простыни, чтобы убедиться, что я говорю правду. Когда ответа не последовало, полагаю, он убедился, что я не лгала. Но потом он снова закричал:

— Ты вытащила мою одежду из сушилки?

— Да. Она уже в твоем шкафу, — я не дернулась, не закатила глаза и ответила даже не раздраженным тоном. Иногда у меня был самоконтроль самурая. Самурая, который хочет стать ронином. (Примеч. Ронин — деклассированный самурай феодального периода Японии (1185—1868), потерявший покровительство своего сюзерена, либо не сумевший уберечь своего господина от смерти.)

Я едва успела убрать планшет в сумку, прежде чем снова раздался его голос.

— Где оранжевые бегунки?

В этот раз я не могла не закатить глаза. Работа с ним напоминала мне себя, когда я была ребенком и просила маму помочь мне найти что-то после того, как сама я искала это всего пять секунд. Они были там, где он их оставил.

— В твоей ванной.

Я слышала шаги наверху. Зак еще не вернулся из Далласа, так что это Здоровяк искал свои кроссовки, или, когда в силу вступали его канадские словечки, бегунки. Я редко прикасалась к его обуви, только если это необходимо. Не то чтобы его ноги воняли, — странно, но это не так — но они становились потными, то есть, очень потными. Последние два месяца он так упорно тренировался, что количество пота достигло небывалых объемов. Мои пальцы пытались никогда с ними не соприкасаться, если этого можно было избежать.