Вино красное, ветер сильный
Шрифт:
Славик не слушает нас. Смотрит хмуро в окно и желваки гуляют у него на скулах. И у него, неотёсанного, запутавшегося, спивающегося пацана есть душа, и душа эта болит, по своему, но не меньше чем у тех, кому природа дала больше ума и тонкости вкуса.
– Ну что, ты с нами? – не глядя на меня, спрашивает Славик, когда машина останавливается неподалёку от их дома, в сонном спальном районе.
– Куда? К твоей Надьке? – спрашиваю я.
– А она права! – весело говорит Федя.
– Почему к Надьке? Вон – к Федьке!
– Да-да! –
У меня совсем не осталось сил и воли. Мне не хочется думать. И я иду с ними. Я выхожу из такси. На рассветную свежую улицу. Как славно, когда на рассвете «поливальная» машина прибьёт пыль.
Мы проходим через заросший травой двор, ноги холодит роса, заходим в дверку, оказываемся в затхлом помещении с полуразрушенными ступенями. Поднимаемся вверх.
– Моей точно нет, трахается где-то с таксистами, – повторяет Федя.
Длинный коридор, заставленный всякой утварью. Слева, справа двери. Федя открывает одну из них ключом.
– Проходите!
Заглядывает в комнату. Рыскает взглядом по углам.
– И правда нет…– растерянно бубнит он.
Федя подавлен.
Жилище Федино вполне себе благородно; большой аквариум, в котором вяло плавают рыбки, большой диван, старый, но рабочий компьютер. На трюмо стоят многочисленные баночки с косметикой и духами. Признак женщины. Я не удерживаюсь, чтобы не потрогать их. Нюхаю духи. Разглядываю баночки. Присев на корточки у трюмо.
Федька обессилен сегодняшним днём. Он, свернувшись калачиком, быстро засыпает в уголку огромного дивана. Только бубнит уже в полусне «Выставлю… Пусть только придёт – сразу выставлю….»
Я и Славик сидим друг напротив друга. За окном зеленеет рассвет.
– Убью его, твоего Сашеньку! – говорит Славик и сжимает кулаки, – зачем он влез? А ты? На что ты повелась!? Пришёл такой хуй, на гитарке потренькал, ты и побежала за ним. На гитарку повелась…– сокрушается Славик, – я, между прочим, тоже на гитаре играть умею!
– Да я, в общем-то, не люблю, когда на гитаре играют, честное слово, – говорю я.
Славик не слушает меня.
– Гад твой Сашенька! Гад он!
Славик встаёт на колени и берёт мою руку.
– Скажи, ты будешь со мной?
– А Надька?…
– Что Надька? Она мне не жена. Ребёнок на меня не записан! Случайно всё с ней вышло, назло тебе! Я ведь не сплю с ней даже, я на матрасе, на полу…– быстро тараторит Славик.
Я вижу на столе баночку с йогуртом «Услада».
– Ты что, Славик, йогурты с работы тыришь? – буднично спрашиваю я.
– Это для ребёнка…
– Вы что младенца этой отравой кормите?
– Никакая
– Нельзя такое ребёнку…
Славик отбирает у меня баночку с йогуртом.
– Да брось ты про эти йогурты! Ты скажи, ты будешь со мной?!
– А Надька-то?
– Брошу её. Прямо завтра! Клянусь! Вот увидишь!
Я молчу. Смотрю в окно на рассвет. Я так устала.
Славик тоже ужасно устал. Он без сил падает на кровать рядом с Федей и засыпает. Я сижу. Смотрю за окно на зелёный рассвет. Тишина звенящая. В большом аквариуме плавают рыбки. Надо идти. Надо куда-то идти.
***
Когда я открываю глаза, вижу перед собой белый потолок. И как ни фокусируй взгляд, только белый потолок. Вскрикиваю:
– Мама! Где я?
И слышу язвительный тихий смех. Перевожу взгляд и вижу Федю. Он сидит на кресле, ножка на ножку и курит сигаретку. Я лежу пластом на спине. В белой юбке. С сумкой через плечо.
– Как я здесь? – говорю я.
Федька посмеивается.
– Сил, видимо, не было уйти, – говорит он.
Я сажусь на диване. Пытаюсь понять, почему я здесь.
Славик просыпается. Волосы всклокочены. Под глазами «чёрные круги». Он бледен и измучен. Садится. Хватается за голову обеими руками. Стонет.
– Ты это…– бубнит Славик, – это…Лен, ты иди…а-то Надька ещё…зайдёт ещё…потом созвонимся…
Он встаёт, держась за голову. Шатаясь, идёт в туалет в конце коридора. Я поправляю белую юбку. На больших круглых часах на стене одиннадцать утра.
– А Славика-то теперь уволят, – говорю я Федьке, глядя на часы, – сегодня же маленькие йогурты.
Я встаю и иду к выходу. Федя равнодушно кидает мне:
– Бывай!
Когда я уже в дверях комнаты, навстречу мне заходит мрачный Славик, за ним Надька, которая несёт на руках перед собой растрёпанную, крохотную девочку Анечку. Святое семейство в сборе. Они проходят мимо меня в комнату. Я говорю Наде:
– Здравствуйте!
Она не отвечает. Выхожу. Иду по коридору. Как из ада. Только белая юбка нежно касается коленей.
Вдруг я слышу какие-то странные звуки, останавливаюсь, прислушиваюсь. Кажется, звуки текут из-за одной из дверей общажного коридора. Я делаю несколько шагов назад. Приближаюсь к двери. Звуки становятся громче. Это медленный убаюкивающий ласковый блюз. diane schuur проникновенно поёт так, что тебе одновременно и больно и радостно:
Speak low when you speak, love
Our summer day withers away too soon, too soon
(Говори тише, любовь моя,