Вино мертвецов
Шрифт:
– Да это не моя! – простодушно ответил легаш и ушел.
– Так, – сказал господинчик и повернулся к Пьеро с Коломбиной, – а теперь, ква-ква, займемся делами поважнее. Ну-ка, ребятки, повторите эту сцену. И побольше чувства! Побольше жару! Побольше жизни, черт вас побери!
– Простите, месье префект! – На краю могилы возник еще один легаш. – Этот сброд из общей могилы опять рвется наружу и собирается все кладбище взбаламутить! Вот послушайте сами!
Где-то вдали бурлили голоса:
– Долой неравенство за гробом! Могилы поделить на всех!
– Что делать,
– Ква! – изрек господинчик и наставительно поднял палец. – Все проще простого! Берете одного из своих людей, переодеваете его под оборванца, запускаете в толпу и велите швырнуть в вашу сторону камнем… Тогда вы напускаетесь на этот сброд с дубинками, разделываете под орех, молотите, стираете в порошок и разметаете подчистую! А если Господь Бог вам что-нибудь скажет, ответите, что на вас нападали, а вы защищались. Но Господь ничего не скажет. – И тут же квакнул: – Ква-ква-ква! – и застучал по крышке гроба. – Вам ясно?
– Ясно! – обрадовался легаш и исчез.
– Так, – сказал господинчик и снова повернулся к Пьеро с Коломбиной. – Ну, вот что, ребятки, порепетируем в другой раз. Уже ночь, вам скоро на прогулку. Подготовьтесь как следует к выходу в свет, не буду вам мешать. Да я и сам…
Он порылся в кармане, достал какой-то пакетик и обсыпался с головы до ног белым порошком… Тюлипу ударил в нос резкий запах нафталина. Через мгновение стайка моли отлетела в сторону и вверх, гонимая этим крепким, едким духом.
– Ква-ква! – довольно изрек господинчик.
Он натянул пару безукоризненно белых перчаток, взял тросточку и вышел из могилы; Пьеро и Коломбина, взявшись за руки, – за ним. Все трое нырнули во мрак.
– И вот вам, ква-ква, добрый совет напоследок, – услышал Тюлип. – Если боитесь, что там, наверху, вас узнают и кто-нибудь коварно разобьет вас в труху, не падайте духом! Главное – ведите себя непринужденно! как ни в чем не бывало! как будто вы в своей родной могиле – и ни одна живая душа ни о чем не догадается!
Открытие памятника
Голос все удалялся и стих. В могиле никого не осталось. Череп-светильник внезапно полыхнул тревожным пламенем и погас. Последняя беглая искра утонула в потемках. Однако в тот же миг они рассеялись и поредели: к могиле подходил легаш с фонарем.
– Простите, месье полицейский! – окликнул его Тюлип. – Где тут выход?
– Выход? – переспросил тот. – Выход?
– Ну да, – кивнул Тюлип. – Выход.
– Что за выход? Какой еще выход?
– Выход из подземелья, – пояснил Тюлип. – Выход из подземелья!
– Выход из подземелья… – мечтательно повторил легаш. – Выход из подземелья…
– Ну, выход, выход! – гаркнул Тюлип.
– Нет никакого выхода, – сказал легаш. – Никакого выхода нет.
– Нет выхода? – похолодев, пробормотал Тюлип. – Как это, выхода нет?
– Можно только поменять одну могилу на другую, – сказал легаш. – А выхода нет…
Он двинулся дальше, и снова сомкнулись потемки. Тюлип хотел его догнать, побежал, закричал, но обо что-то споткнулся.
– А… апчхи! Боже мой! Месье, во имя неба, не трогайте меня!
Тюлип
– Не двигайтесь, месье! Прошу вас, умоляю, не делайте резких движений!
– Да-да, конечно, месье! – прошептал испуганный Тюлип.
– А-а… апчхи! А-а… апчхи! Обращайтесь ко мне “господин генерал”!
– Да-да, конечно, господин генерал! – повторил Тюлип и вытянулся руки по швам.
Облако пыли поредело, осело, и проявился странный субъект. Окоченевший, негнущийся, он стоял под углом, как прислоненный к стенке зонтик. Помимо общих очертаний, проглядывали только позолоченные пуговицы да короткая шпажка; и сколько ни таращился Тюлип, различить черты лица он не мог – все оставалось смазанным, неясным. Казалось, кто-то тщательно посыпал тело субъекта толстым слоем непонятного рыжего порошка – песка, сухой земли, а то и чего-нибудь другого, на что намекал коричневый оттенок и неприятный запах. Странный субъект старался сохранять полную неподвижность, и это ему удавалось; лишь время от времени, невероятно медленно и осторожно, он подносил руку к лицу и, словно нехотя, почесывал то место, где, по идее, должен был бы находиться нос.
– Месье, – проговорил он дребезжащим голоском. – Не знаю, кто вы и чему я обязан честью – величайшей! – видеть вас, однако же позвольте сообщить, что перед вами – воплощенное несчастье… Апчхи!
Он оглушительно чихнул, и в тот же миг облако пыли окутало его тело и скрыло от глаз Тюлипа.
– О господи! Вот горе! Видите, месье, в каком я состоянии? Я стал таким древним и ветхим, что при малейшем дуновении рассыпаюсь в прах. Единственное спасение – не шевелиться! Только так, месье, я могу еще хоть сколько-то протянуть. И, что бы вы думали, со мной стряслось?
Из вежливости Тюлип помотал головой, пожал плечами и постарался изобразить на лице полнейшее недоумение.
– Насморк, месье! Я подхватил насморк! Слыханное ли дело! Слыханное ли… а… а… – Он замолчал, напыжился, напрягся, но не удержался и – апчхи!!! – отчаянно чихнул.
Пыльное облако опять окутало беднягу с ног до головы.
– Я не могу сдержаться! Не могу! Но, думаете, это все? Думаете, все?
Тюлип несколько раз покачал головой, делая вид, будто погрузился в раздумье.
– Так нет же! Далеко не все! Вдобавок я почти лишился носа! У меня был прекрасный греческий нос, благородный, красиво посаженный. Но из-за насморка нос постоянно чешется! И я чешусь, и стер его почти что весь! Сам соскоблил себе нос! Что там осталось – разве это нос! Какая-то фитюлька!
Он медленно поднес руку к лицу и, словно нехотя, почесался.
– Вот видите, что я могу поделать? Зудит, месье! Щекочет! Чешется! А… а… апчхи!
– Апчхи! – Тюлипу тоже пыль набилась в нос.
– Не чихайте, месье! Прошу вас, умоляю, постарайтесь! От вашего чиха я распыляюсь! Вам удовольствие, а я пропадаю – вы все равно что пожираете меня, месье! Ой, как чешется нос… ой-ой-ой… не могу! По слушайте-ка, вот что я подумал… Подойдите… Нагнитесь… Я вместо своего носа почешу ваш – вам приятно, а мне утешение.