Виновен наполовину
Шрифт:
Михаил Борисович стоял у входной двери и не спешил входить в дом, так как был полностью уверен, что запер его перед выходом.
Увидев в дверях хозяина, собака подбежала к нему, пока тот стоял и вслушивался есть ли кто-нибудь ещё в доме, кроме него. Михаил Борисович сунул руку в карман и достал баллончик от комаров. Вооружившись, он тихо, переступая с ноги на ногу, прошёл сначала на кухню, положил цветы на стол и осмотрелся. Потом вытащил из ящика кухонный нож и отправился проверять гостиную. Обойдя все комнаты, Борисович вернулся в прихожую и закрыл входную дверь. Каштанка всё это время спокойно ходила по дому, а потом и вовсе завалилась на коврик возле камина. Михаил Борисович пытался вспомнить каждый свой шаг перед выходом на улицу, но никак не мог вспомнить запер ли входную дверь.
Он присмотрелся ещё раз
Он поднялся и осмотрелся на втором этаже, всё спокойно. Смеясь над самим собой, спустился вниз на кухню, чтоб вернуть нож в ящик. Забрал вазу с цветами и вернулся в гостиную.
На полку у камина он поставил вазу и придвинул к ней старое пожелтевшее фото в рамке. А ещё он точно знал, что ночь сегодня будет бессонная и вернулся в кухню. Достал хьюмидор из испанского кедра, вытянул сигару, срезал гильотиной кончик, зажёг её курительными спичками и сделал несколько затяжек.
…Мишка отодвинул кружевной тюль и продолжил курить в открытое окно.
Он сделал затяжку, как его учил Колька, и тут же закашлялся. В глазах потемнело, слегка затошнило, но он продолжал курить, ну не слабак же – тоже может дымить, как пацаны во дворе. Но голова предательски закружилась. Мишка положил папиросу в пепельницу, задрал голову, глянул на часы с кукушкой, слегка прищурился, фокусируя взгляд на циферблате: «Большая стрелка на двенадцати, маленькая на пяти, значит, сейчас ровно пять часов», – со знанием дела сообщил он сам себе, деловито взял тлеющую сигарету из хрустальной дедовой пепельницы и продолжил курить в окно. Он знал, что бабушка работает до шести, а потом ещё зайдёт к тёте Маше в магазин, чтобы купить пачку примы для деда, чёрного хлеба к ужину, молока, любимых Мишкиных конфет, консервы для дворовых бездомных кошек и какую-то крупу, чтобы сварить кашу для Тумана. Потом бабуля заглянет к деду на могилку, поругает его за то, что тот мало спал и много работал, что больше, чем другие, курил, что пил крепкий кофе, положит ему пачку сигарет, несколько конфет оставит на скамейке и пойдёт домой. В запасе у него было часа полтора. Мишка сидел на подоконнике и выпускал один клуб дыма за другим. Он очень скучал по Кольке, они так давно не виделись. В тот страшный день его так и не отпустили к другу. Потом он положил сигарету в пепельницу и смотрел как та тлеет, оставляя стальной пепел. Мишка дунул, и пепел разлетелся по всему подоконнику, он громко захохотал, смеялся так, что уже не мог остановиться, и даже не заметил, как его смех перешёл в плач. Вот уже Мишка громко всхлипывал. Глядя на пепел, он вспоминал как они копали с дедом червей и собирали их в консервную банку и ездили на рыбалку. Как пили квас из бочки, как сушили солёных бычков на верёвке, и как соседский кот воровал вяленую рыбу. «Никого… никого у меня не осталось! Отправили меня к бабушке одного, а я домой хочу, к друзьям хочу», – сквозь слёзы бубнил Мишка.
Резкий звук открывающейся калитки заставил Мишку замереть. Он чуть не помер со страху. Потом он услышал, как весело взвизгнул Туман.
«Бабуля!» – промелькнуло у него в голове. Он соскочил с подоконника и глянул на часы, кукушка показывала, что по-прежнему пять часов вечера.
– Долбанная кукушка, – выругался Мишка. – Правильно дед говорил, этой птице верить нельзя. Мне конец, бабуля меня убьёт. Весь подоконник в пепле. И стул… И запах сигарет по всему дому.
«Чтобы бабушка ни о чём не догадалась, надо просто её сюда не пускать», – в миг решил Мишка и побежал закрыть входную дверь. Он подпёр её спиной и задвинул засов. Потом помчался в бабушкину комнату, схватил флакон духов с полки, отвинтил ярко-красную крышку и, размахивая открытым флаконом, прошёлся по залу, расплескивая въедливый аромат «Красной Москвы». Рукой смахнул с подоконника пепел, оттащил стул от окна, задернул тюль, веником замёл пепел под ковёр и упал на диван, притворившись спящим.
Бабушка прошла мимо открытого окна и крикнула:
– Мишенька, внучек, я дома.
Мишка зажмурился ещё сильнее и прижался спиной к пёстрому ковру.
– Миша, – вновь крикнула бабушка, и сразу же послышались глухие шаги.
– Один, два, три, всё… – Посчитал ступени Мишка, и тут же в дверь постучала бабушка.
– Миша!
Тишина.
– Мишка! – Она вновь стукнула кулаком по двери.
– Да что ж такое?! – Недовольно кричала она, спускаясь с крыльца. Бабушка подошла к распахнутому окну и со всей мочи закричала на внука:
– А ну, просыпайся! Ты чего это на закате спать улёгся, а? Кто ж на закате спит? Ночью чем будешь заниматься? Мишка, вставай!
Мишка как мог тянул время. Он даже мычал будто спросонья и пару раз перевернулся с боку на бок на диване. Бабушка была настойчива, но уже менее обеспокоена.
– Ну, щас, – крикнул Мишка.
– Скорее давай, я пить хочу, не могу, – ответила бабушка.
Мишке ничего не оставалось делать, как открыть ей дверь. Он не так боялся того, что бабушка узнает о его проступке, как того, что она позвонит родителям и будет им высказывать, что они плохо воспитали сына, уделяли ему мало времени, а теперь ей приходится всем этим заниматься, а ведь она уже не в том возрасте, когда можно так нервничать. Опять вспомнит про деда, расплачется. А потом обнимет Мишку и скажет, что всё равно его любит, но мама сильно огорчится и опять не захочет забирать его домой.
А ещё на днях Мишка с бабушкой зачем-то ездили в местную школу, в ту, которая находится недалеко от бабушкиного дома.
Мишка не спеша встал с дивана, набрал в стакан воды и подошёл к входной двери. Подпёр её коленкой и одной рукой отодвинул засов. Распахнув дверь, сунул растерянной бабушке стакан и ловко проскользнул на улицу. Не оглядываясь, отцепил Тумана, и они умчались вместе со двора.
Они бежали, что есть мочи по старому, заросшему крапивой стадиону в сторону деревенского клуба. Всю дорогу Мишка оборачивался назад. Бабушка выскочила за калитку вслед за ними. «Мишка! Туман, домой! Мишка! От паразит, ремня на тебя не хватает. Всех в могилу сведёт! – Кричала она им вслед. – Мне пирожки надо ещё… деду жарить… завтра уже сорок дней. Вот время летит… – уже не так грозно звучал её голос. – Некогда мне за тобой бегать, а ну возвращайся в дом», – вновь закричала бабушка. Мишка бежал, уже не оборачиваясь.
Добежав до клуба, они остановились. Мишка вытащил несколько колючек из пятки, потёр одну ногу о другую, раны неприятно пощипывали. Утер кулаком зарёванный нос и не спеша побрёл дальше.
Вечернее солнце всё ещё палило. Очень хотелось пить. Мишка повернулся к солнцу и поднял руку вверх, будто держит в руке стеклянную бутылку и смотрит сквозь неё на солнце. Сердце заколотилось, и ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Мишка присел на корточки, приобнял пса и, всё ещё всхлипывая, шепнул ему в ухо: «Один ты у меня остался…». Туман часто дышал, высунув язык, потом лизнул Мишку в лицо и улёгся на землю.
Мишка достал из кармана коробок спичек, сжёг несколько штук и облизал солёную сгоревшую серу. Потом вынул из полупустого коробка свой нательный крестик на верёвочке и принялся небрежно его распутывать. Надев его на запястье, как браслет, стал размахивать рукой так, что крестик описывал круги в воздухе. Наигравшись, спрыгнул со скамейки, позвал Тумана, и они пошли через клуб в центр станицы. Мишка шёл медленно, опустив голову, и смотрел как из-под ног пыль поднималась в воздух.
«Лучше бы я вместо деда помер, – думал он. – Тогда бабушка сидела бы с мамой на могилке и говорили бы обо мне только хорошее. Ну, так бабушка всегда говорит, что про умерших надо говорить только хорошее. Мама бы поцеловала мою фотографию и поставила её на тумбочку возле своей кровати. По утрам и вечерам зажигала бы возле неё свечи».
Так они дошли до старой церкви с деревянным колодцем у ограды. Мишка подбежал к нему, схватил привязанное верёвкой к вороту оцинкованное ведро, наклонил и заглянул в него.
«Пусто», – с досадой подумал он. Обошёл колодец с другой стороны, приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь. Колодец дохнул на него холодом.
– Ого, глубокий, даже дна не видно. Темно и сыро. – Мишка испугался и отскочил. Потом поднял небольшой камень и кинул его в колодец. Ему казалось, что прошло так много времени, прежде чем он услышал «бульк». – Очень глубокий, – без сомнения произнёс он и тут же столкнул с торца колодца ведро. Оно полетело вниз с грохотом и ударилось о воду. Мишка попытался вытащить его, но сил не хватило. Тогда он стал дёргать веревку и слушать как ведро ударяется о воду.