Виринея, ты вернулась?

Миронова Александра Дмитриевна

Осторожно положила дочь на пол и тихонько потрясла.

– Оля, Оленька.

Та не реагировала. Вера положила два пальца на сонную артерию и наклонилась к лицу дочери – пульс нитевидный, слабое дыхание. Буран скулил рядом и так и норовил облизать лицо хозяйки. Вера затрясла дочь чуть сильнее:

– Оля, пожалуйста, милая, надо ехать, прошу тебя.

Ничего.

Пришлось привстать и изо всех сил закатить Оле пощечину. Девочка закашлялась, Вера рывком посадила ее, прижимая к себе, и горячо зашептала:

– Дыши, дыши глубоко, детка.

Оля со свистом

втягивала воздух, которого становилось все меньше. Огонь уже сожрал внутренности подсобки, вырвался в коридор и начал лизать чердачные балки.

– Поехали, надо уезжать отсюда. – Вера потянула девочку на себя, помогая ей встать.

– Мама, они хотели меня сжечь! – залепетала Оля пересохшими губами, растрескавшимися до крови.

– Я знаю, милая, знаю.

Она подняла Олю и закинула ее руку себе на плечо.

– Я хотела позвонить тебе… – продолжала Оля, прерывая каждое слово приступом судорожного кашля.

– Тише, котенок, тише, – поддерживая дочь, Вера довела ее до лестницы и, взвалив на себя, стала осторожно спускаться.

– Мама, как ты узнала, что я там? – В голове у Оли начало проясняться.

– Позвонила Элеонора Яковлевна и сказала, что ты не пришла. Я заволновалась. Поехала в школу и увидела пожар, – уверенно соврала Вера.

За несколько минут, растянувшихся как каучуковая лента, они преодолели лестницу и достигли выхода.

– Надо позвонить пожарным, – слабо заволновалась Оля.

– Потом, Оля, потом.

Едва Вера с дочерью оказались на улице, как поток свежего воздуха обжег легкие. Оля согнулась пополам и разразилась судорожным приступом кашля, словно это могло помочь выплеснуть из себя горечь сегодняшнего дня. Вера не мешала, лишь, покашливая, кидала обеспокоенный взгляд в сторону школы, над которой уже поднимался видимый дым.

Пацана возле крыльца не было. Хорошо. Иначе она бы его просто убила. Еще несколько секунд – и дым привлечет внимание неравнодушных граждан, которые вызовут пожарных. Надо убираться. И хотя больше всего на свете Вере хотелось остаться и собственными руками придушить тех, кто едва не угробил ее дочь, она понимала – задержаться в городе означало окончательно погубить себя. И Олю.

Вера подтащила заходящуюся в кашле дочь к машине и щелкнула замком. Буран бегал вокруг автомобиля, истошно лая.

– Тихо, Буран, тихо! Садись, – обратилась Вера к дочери, открывая дверь со стороны пассажира.

Оля затряслась.

– Нет, не хочу туда, давай пойдем пешком, – жалобно взмолилась она.

Взглянув на узкое нутро желтого автомобиля, Оля снова ощутила себя в тесной комнатушке, которую заполняет огонь. Хуже и быть не могло.

Вера прекрасно ощущала состояние дочери, и ей пришлось повысить голос, чтобы Оля поняла, что сейчас не до торгов.

– Мы не пойдем пешком, мы уезжаем! – твердо проговорила она, пытаясь усадить дочь в салон.

– Мама, но я… я не могу, там слишком тесно. – Оля уперлась.

– Закрой глаза и представь себя в нашем доме, в своей комнате, в полной безопасности. Я буду рядом, – заверила Вера, давая Бурану запрыгнуть внутрь.

– А где папа? – запоздало

удивилась Оля. Зная, что спорить с матерью бесполезно, она скользнула в салон вслед за собакой и начала глубоко дышать.

– Папа занят, – отрезала Вера, садясь на место водителя и заводя двигатель. В этот раз удалось с первой попытки.

Она мягко выехала со двора и направила машину к центру города. Требовалось попасть на главный городской проспект, переходящий в загородную трассу, ведущую к первому пункту назначения.

– Куда мы едем? – Оля сквозь дождь слабо видела улицу, но это не помешало ей понять, что они движутся в противоположную от дома сторону.

– Я потом объясню, – пообещала Вера, все более уверенно переключая передачи и выруливая на проспект. – Расскажи, что случилось?

– Тимура сбила машина, – тихо ответила Оля.

Вера, не меняя выражения лица, бросила быстрый взгляд на дочь.

– Того мелкого агрессора?

Оля кивнула и погрузилась в себя.

– И? – потормошила ее Вера.

– Я ему сказала, что через час он умрет. И это слышали несколько человек. Они решили, будто я на него смерть наслала.

– А почему ты так сказала? – осторожно уточнила Вера.

– Я… я не знаю, просто сказала, и все. Сказала, что его собьет машина. Это оказался грузовик.

Оля закрыла глаза и отключилась. Мощные фонари, освещавшие проспект, кидали размытый свет на лицо девочки. Слишком бледная, даже веснушки слились с молочным цветом кожи. Под глазами темные круги, лицо осунулось. Вера ощутила прилив нежности. Плевать на нее саму, она ведь по доброй воле выбрала себе такую жизнь и ни о чем не жалела. По крайней мере, заставила себя думать, что ни о чем не жалеет. Но она должна спасти дочь. Даже если для этого предстоит вернуться в ад.

Глава 12

Горничная провела Машеньку в малый будуар – камерное помещение в глубине особняка, стоящего на тихой улице старого центра, где портреты хозяйки дома чередовались с панелями, обитыми голубым шелком. Мебель в стиле Людовика XIV, только слегка усовершенствованная – однотонная, как небо над апрельским Парижем, с легкими вставками облаков белых кружев.

Марина сидела возле окна и пила кофе из парадного сервиза китайского фарфора. Она с упоением скорбела и предавалась тоске об утраченном счастье. Хотя, если подумать, счастье было весьма эфемерно.

Он был моложе на пятнадцать лет и напоминал падшего ангела. Да, банально, но Гена вообще был настолько банален, что скрывал настоящее имя, представляясь Юджином. Нет, четвертый муж совершенно ей не подходил. Художник! Подумаешь, такой мазни на любой ярмарке жуй не хочу. Хотя после трех персональных выставок, организованных Мариной, о нем заговорили как о перспективном мастере, она была твердо убеждена – газеты просто хотели урвать кусок ее рекламного бюджета. И только эта бездарь настолько уверовала в свою гениальность, что осмелилась изменить Марине в ее собственном доме, на ее же кровати, на ее (что было совсем недопустимо) любимом шелковом белье, которое она сама лично покупала в Милане!