Вирник
Шрифт:
– Вы называли меня «iniustus», значит я тоже неосуждаемая? – удивленно спросила я.
– Да, – кивнул бармен, подтверждая мои слова. – Твоя память обрывочна, этих воспоминаний недостаточно, чтобы осудить.
– И что теперь? – почему-то я почувствовала себя ущербной.
– Ты останешься здесь, станешь моим afferentem, – ответ прозвучал как раскат грома, разверзающий хляби небесные.
Или это была всего лишь игра моего воображения.
– Навсегда? – мой голос еле слышно прошелестел в тишине. Куда-то разом делся весь воздух из легких, и я почувствовала себя той вороной
8
В данном случае героиня имеет ввиду басню «Ворона и лисица» И.А. Крылова.
– Нет, – уверенно покачал головой Дариус. – Ровно до того момента как восстановится память, либо будет заслужено всепрощение.
– Всепрощение? – переспросила я.
– В случаях, когда судьба неосуждаемого неоднозначна, ему поручается определенная работа, а после ее надлежащего исполнения даруется всепрощение и место в садах эдема.
– Звучит неплохо, – мой дух немного воспрял.
– Его не так просто заслужить, – пожал плечами бармен, безжалостно круша хрупкие ростки моей надежды. – Работа на пургаторий никогда не бывает легкой.
– А можно отказаться? – не то, чтобы я рассматривала эту возможность всерьез, но для принятия взвешенного решения, привыкла исследовать все имеющиеся варианты.
– Можно, – согласно кивнул он и указал на аквариум. – В этом случае душа обречена скитаться по пургаторию, пока не превратиться в медузу – существо, лишенное разума, и чувств.
Вспомнив красивый розовый экземпляр, который увидела по приходу, я внутренне поежилась. Неужели она тоже когда-то была таким же человеком как я? Вечно бороздить безжизненный аквариум с другими неприкаянными поселенцами – участь самая незавидная.
– И через какое время это происходит? – спросила я из чистого любопытства.
– Лет через пятьсот, плюс-минус столетие – безразлично ответил Дариус.
– Что ж, я готова быть вашим помощником, – решение пришло само собой, поскольку выбора у меня как такового и не было. – Говорите, что должна делать.
До этого момента бармен не поднимал на меня глаз, всецело поглощенный таким увлекательным занятием как перемывание бокалов. Однако стоило мне сказать, что согласна, на меня наконец-то обратили внимание. Я снова ощутила, как обжигает взгляд его холодных серых глаз и невольно опустила свои глаза в пол.
– Для начала следует переодеться, – услышала ровный голос над ухом.
Только после этого неожиданного замечания я обратила внимание на свою одежду, коей к моему дичайшему ужасу практически не было. Рваная грязная тряпочка, ошметками висевшая на бедрах, при жизни служившая платьем, теперь таковым точно не являлась. Кроме фактического отсутствия нормального белья я заметила еще и огромное количество гематом и красных пятен на теле. «Следы от ожогов, об меня тушили сигареты», – всплыло болезненное воспоминание в мозгу.
Испытывая невероятный стыд, я сделала позднюю попытку прикрыться, но Дариус только покачал головой.
– Души попадают сюда в
– А как же Яким? Он-то пристрастен, – возразила я, испытывая запоздалое чувство неловкости.
– Поверьте, для него внешний вид был абсолютно не важен, его интересовало совсем другое – загадочно ответил Дариус и выйдя из-за стойки направился к лифту. – Идемте.
Я послушно поспешила следом. Мы поднялись вверх на один этаж и вышли в коридор. Здесь уже не было аквариумов или чего-то необычного. Простой коридор, украшенный репродукциями известных художников, некоторые из них были мне знакомы. Пройдя по коридору, мы остановились как раз возле одной из картин. Мужские кисти рук, увитые вязью вздувшихся вен, сложенные в молитве.
– Альбрехт Дюрер, «Руки молящегося», – безошибочно определила я.
Дариус обернулся и посмотрел на меня с изумлением и некоторой долей уважения.
– Видела подлинник, в Вене. Картина, как и ее история, поразили меня, – почему-то почувствовала внутреннюю необходимость объясниться.
Бармен кивнул и нажал пальцами на одну из изображенных ладоней. Раздался щелчок и позади нас открылась дверь.
– Ваше временное пристанище, – сообщил он, указывая рукой на комнату. – Все необходимое найдется внутри. У вас есть время, чтобы освоится и привести себя в порядок. Как только почувствуете, что готовы, спускайтесь обратно в «Партиториум» и я объясню в чем будет заключаться ваша работа.
После этих слов мужчина развернулся чтобы уйти, но терзаемая догадкой, я не могла позволить ему просто так ретироваться.
– Дариус, – он обернулся на мой окрик. – Скажите, а что вы делали с Референом там, за стойкой?
– Играли на то, где останется ваша душа. К сожалению, я проиграл, – ледяным тоном ответил блондин и, развернувшись, вышел вон.
Глава 6. Афферентем-дискипулюс (ученик)
Оставшись в коридоре одна, я еще долго не решалась войти в комнату. Рассматривая и рассматривая полотно художника, никак не могла избавиться от навязчивых мыслей. Почему именно она? Почему именно я? Терзался ли подобными вопросами Дюрер, создавая свой шедевр? Ведь он отнял судьбу у собственного брата. Возможно, даже более талантливого чем сам Альбрехт, но миру не дано было этого узнать. Можно ли вообще отнять чей-то путь? Занять чье-то место? Или все предопределено заранее, и мы лишь слепо следуем по намеченному кем-то другим?
Мне вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к картине. Почему-то не покидала уверенность, что именно здесь, в невзрачном коридоре общежития никому не известного бара, а не в венском музее, висит подлинник известного на весь мир шедевра художественного искусства. Я подняла руку и легонько провела пальцами по нарисованным мужским запястьям. Дверь позади тут же закрылась с легким хлопком. Дотронулась снова и после щелчка она вновь отворилась. Более интересного и дорогого комнатного замка я в своей жизни еще не видела. Поколебавшись пару мгновений, все-таки вошла.