Вирсавия. Неподсудная
Шрифт:
Разъяренный амаликитянин с силой дернул за веревку. Когда Вирсавия начала задыхаться, он поднял ее за руку и начал яростно трясти.
— Еще раз выкинешь такое, и я замучаю тебя до смерти!
И швырнул ее в толпу женщин и детей.
Мать, рыдая, быстро развязала веревку и крепко прижала дочь к себе.
— Вирсавия. О, Вирсавия!
Девочка сильно закашлялась, она стояла жалкая и совершенно измученная, ей было больно дышать.
— Давид, — прохрипела Вирсавия.
Но мать быстро зажала ей рот рукой и шикнула на нее. Никогда прежде Вирсавия
Стражник повернулся в их сторону.
— Молчать.
Женщин и детей постарше связали и повели прочь. Маленьких детей несли на руках. Пленники и отряд налетчиков шли уже несколько часов. Полуденный зной измучил женщин и детей, которым дали ровно столько воды, чтобы они могли только передвигать ноги. Они остановились, когда начало садиться солнце. Большинство женщин очень ослабели и не в состоянии были даже жаловаться. Каждому пленнику дали по горсти сушеных зерен.
Вирсавия с жадностью все съела, но живот по-прежнему сводило от голода. От веревки на шее остался синяк. Было больно глотать. Ноги гудели после долгого перехода по каменистой пыльной дороге. Все тело ныло. На небе появились луна и звезды, стало быстро холодать. Вирсавия заплакала, мать прижала ее к себе, согревая теплом своего тела.
— Я боюсь, мама, — прошептала Вирсавия.
Мать убрала волосы с ее лица, обгоревшего на солнце.
— Плакать бесполезно. Мы должны беречь силы, чтобы быть готовыми ко всему, что ждет нас впереди.
— Давид будет искать нас, да, мама?
— Мы будем молиться, чтобы он и твой отец побыстрее вернулись.
Она крепче прижала к себе дочь. Вирсавия чувствовала, как дрожит мать, и больше ни о чем не спрашивала.
— Молись, моя девочка. Горячо молись.
И Вирсавия молилась. Давид, о, Давид, приди и найди нас. Приди и спаси нас!
Амаликитяне торопили женщин, они хотели как можно быстрее продать их в рабство. Женщины и дети, измученные дневным переходом, к ночи валились с ног и были слишком измотаны, чтобы вызывать тревогу у своих захватчиков. На третью ночь они были оставлены несвязанными, мужчины сидели вокруг костра, пили и веселились. Пленников никто не охранял. После многих миль пути в этом не было никакой необходимости.
Когда на третий день поднялось, а потом зашло солнце, исчезла последняя надежда.
Вирсавия проснулась от шума. Кругом все кричали. Растерянная и испуганная, она попыталась встать, но мать остановила ее.
— Лежи! — прикрикнула она на дочь.
Амаликитянин рядом с ними схватился за меч, мать потащила Вирсавию подальше от него. Вдруг мужчина с воплем упал на спину, через мгновение ему отрубили руку, а потом голову. Вирсавия с ужасом уставилась на нападавшего воина, который перепрыгнул через безжизненное тело. Урия, друг ее отца! Издав боевой клич, он атаковал врага. Если Урия здесь, то, конечно, ее отец с дедушкой тоже.
— Отец! — закричала Вирсавия. — Отец!
Амаликитяне
И вдруг стало тихо. Бой закончился так же быстро, как и начался. Окровавленные и изуродованные тела амаликитян лежали по всему лагерю. Однако не менее страшно выглядели мужчины стоявшие в грязной и разорванной одежде и державшие в своих руках оружие, с которого капала кровь.
Вирсавия услышала крик Давида:
— Ахиноама, Авигея!
Другие тоже звали своих жен и детей.
— Здесь! Я здесь! — отзывались женщины.
Все были в смятении.
— Елиам! — воскликнула мать Вирсавии. Отпустив дочку, она бросилась в объятия мужа и разрыдалась у него на груди.
— Вирсавия, — произнес отец хриплым голосом и протянул к девочке руки, но та не могла пошевелиться, глядя на отца: он был весь в крови. Глаза его горели, он казался ей чужим человеком.
— Подойди ко мне, доченька, — сказал он мягче, все еще тяжело дыша. — Подойди ко мне. Я не обижу тебя.
Девочка огляделась по сторонам и увидела следы жестокой бойни. Ее зазнобило.
Неожиданно появился Ахитофел, он взял внучку на руки и прижал к себе.
— Ты спасена, мой маленький цветочек.
Из-за его плеча Вирсавия увидела Давида, разговаривающего с Авигеей и Ахиноамой Когда дедушка опустил ее на землю, она не смогла уследить, куда пошел Давид. Ахитофел положил руку ей на плечо, удерживая ее рядом с собой.
— Война всегда страшнее всего для детей, — сказал он сурово.
— Я уже и не надеялась, что ты найдешь нас, — всхлипывала мать, все еще обнимая мужа. — О, Елиам, ты гордился бы своей дочерью.
Она рассказала ему все, что случилось, начиная с того дня, когда амаликитяне напали на их стан.
Вирсавия попыталась успокоиться, но у нее перед глазами по-прежнему стояла кровавая картина. Ее знобило, она никак не могла унять дрожь. Теперь девочка поняла, почему мама плачет каждый раз, когда отец покидает стан вместе с Давидом.
— Филистимляне отказались от нашей помощи, — сказал отец. — Если бы не это, мы не смогли бы так быстро нагнать вас.
Мать нахмурилась.
— А что с Саулом? — спросила она.
— Армия филистимлян была больше его войска.
— Что будет делать Давид?
— Единственное, что он может сделать, — это ничего не делать.
На обратном пути в стан некоторые мужчины спорили по поводу дележа добычи, которую они захватили в лагере амаликитян. Они не хотели делиться с теми, кто отказался переправляться через реку и не дрался с амаликитянами. Давид приказал, чтобы добыча была поделена поровну между всеми, а старейшинам израильских городов были отправлены дары.